Скоро, скоро зима, зимаСнегом окно залепит.Я отдаю тебя задарма,Губы твои и лепет.Лучшее, что имел, отдаю,И возвратят мне уже едва лиДобрую, чистую душу твоюИ тело, которое так предавали.Мы с тобою друг другу — недалеки,Но сам я воздвиг между нами стену, —На безымянный палец левой рукиКольцо серебряное надену.
«Одиночество гонит меня…»
Стоял
над крышей пар,Всю ночь капель бубнила.Меня ко сну клонило,Но я не засыпал.А утром развелиМастику полотеры,Скрипели коридоры,Как в бурю корабли…Натерли в доме пол,Гостиницей пахнуло,В дорогу потянуло —Собрался и пошел.Опять бубнит капельВ стволе у водостока,А я уже далеко,За тридевять земель.Иду, плыву, лечуВ простор степной и дикий,От запаха мастикиИзбавиться хочу.
«Что-то дует в щели…»
Что-то дует в щели,Холодно в дому.Подошли метелиК сердцу моему.Подошли метели,Сердце замели.Что-то дует в щелиХолодом земли.Призрак жизни давнейНа закате дняСквозь сердечко в ставнеСмотрит на меня.
«Все разошлись и вновь пришли…»
Все разошлись и вновь пришли,Опять уйдут, займутся делом.А я ото всего вдали,С тобою в доме опустелом.Событья прожитого дня,И очереди у киоска,И вести траурной полоска —Не существуют для меня.А я не знаю ничего,И ничего не понимаю,И только губы прижимаюК подолу платья твоего.1953
Гуашь
По лестнице, которую однаждыНарисовала ты, взойдет не каждыйНа галерею длинную. ВзойдуКак раз перед зимой, на холоду,На галерею, по твоим ступеням,Которые однажды на листеТы написала вечером осеннимКак раз перед зимой ступени теГуашью смуглой и крутым зигзагом.По лестнице почти что винтовой,По легкой, поднимусь тяжелым шагомНа галерею, в дом открытый твой.Меня с ума твоя зима сводилаИ смуглая гуашь, ступеней взмахНа галлерею, и слепая силаВ потемках зимних и вполупотьмах.
Черкешенка
Был ресторанный стол на шесть персонНакрыт небрежно. Отмечали что-то.Случайный гость за полчаса до счетаБыл в качестве седьмого приглашен.Она смотрела на него с Востока,Из глубины веков, почти жестоко,Недоуменно:«Почему мой муж,Прославленный джигит, избранник муз,Такое непомерное вниманьеОказывает этому вралю,Который в ресторане о КоранеБолтает, – мол, поэзию люблю?!»Во всеоружье, при законном муже,Полна недоуменья:«Что за вид у странного пришельца!Почему жеПрекрасный муж к нему благоволит?Затем ли бился Магомет в падучей,Чтобы теперь какой-нибудь нахалСвятые Суры на удобный случай,Для красного словца приберегал?И стоит ли судить такого строго,Когда не верит это существо,В тот факт, что нету Бога, кроме Бога,И только Магомет – пророк его».Потом
она приподнялась и встала.Пустынно стало. Обезлюдел зал.А странный гость осталсяИ усталоЕще коньяк и кофе заказал.
«Органных стволов разнолесье…»
Органных стволов разнолесьеНа лейпцигской мессе,Над горсткой пречистого прахаПречистого Баха.И ржавчина листьев последних,Растоптанных, падших…О чем ты, старик проповедник,Бубнишь, как докладчик?Что душу печалишь,Зачем тараторишь уныло, —У Лютера дочка вчера лишьРесницы смежила…Стирание гранейМеж кирхой и залом собраний.Мы все лютеране.
«Подкова счастья! Что же ты, подкова!..»
Подкова счастья! Что же ты, подкова!Я разогнул тебя из удальстваИ вот теперь согнуть не в силах снова —Вернуть на счастье жалкие права.Как возвратить лицо твое степное,Угрюмых глаз неистовый разлет,И губы, пересохшие от зноя,И все, что жизнь обратно не вернет?Так я твержу девчонке непутевой,Которой все на свете трын-трава, —А сам стою с разогнутой подковойИ слушаю, как падают слова.
«Твои глаза и губы пожалею…»
Твои глаза и губы пожалею,—Разорванную карточку возьму,Сначала утюгом ее разглажу,Потом сложу и аккуратно склею,Приближу к свету и пересниму,И возвращу товарищу пропажу.Чтоб красовалась на краю стола,Неотличимо от оригинала.По сути дела, ты права была,Что две пропащих жизни доконала.
«Крытый верх у полуторки этой…»
Крытый верх у полуторки этой,Над полуторкой вьется снежок.Старой песенкой, в юности петой,Юный голос мне сердце обжег.Я увидел в кабине солдата,В тесном кузове – спины солдат,И машина умчалась куда-то,Обогнув переулком Арбат.Поглотила полуторатонкуБыстротечной метели струя.Но хотелось мне крикнуть вдогонку:– Здравствуй, Армия, – юность моя!Срок прошел не большой и не малыйС той поры, как вели мы бои.Поседели твои генералы,Возмужали солдаты твои.И стоял я, волненьем объятый,Посредине февральского дня,Словно юность промчалась куда-то
И окликнула песней меня.
Любимая песня
Лишь услышу – глаза закрываю,И волненье сдержать нету сил,И вполголоса сам подпеваю,Хоть никто подпевать не просил.Лишь услышу, лишь только заслышу,Сразу толком никак не пойму:То ли дождь, разбиваясь о крышу,Оглашает кромешную тьму,То ли северный ветер унылоЗавывает и стонет в трубеОбо всем, что тебя надломило,Обо всем, что не мило тебе?И казалось, грустить не причина,Но лишь только заслышу напев,Как горит, догорает лучина,—Сердце падает, оторопев.Эту грусть не убью, не утишу,Не расстанусь, останусь в плену.Лишь услышу, лишь только заслышу —Подпевать еле слышно начну.И уже не подвластный гордыне,Отрешенный от суетных дел,Слышу так, как не слышал доныне,И люблю, как любить не умел.