Какая она, победа?
Шрифт:
стен...
Оглушенные случившимся, они все еще оставались на месте и смотрели
вниз. И вдруг увидели, как из-под стены в поле зрения медленно вышла
тройка альпинистов и тихо пошла вниз по Иныльчеку. Кто это? Неужели?
Божуков закричал, и снизу едва слышно ответили, помахав руками. Это были
Курочкин, Захаров и Соустин. Невероятно! Нет, все-таки есть чудеса на
свете!
Везет Курочкину на такие истории. Просто-таки любимец фортуны, не
иначе. Вот Божуков.
золотых медалей, один из первых «снежных барсов», как называют горовос-
ходителей, покоривших все четыре семитысячника страны. Чего только не
бывало на этих сложнейших восхождениях, но такого нет, не вспомнить, не
похвалиться... Ох Курочкин!
Когда их смахнуло с первого сброса и они оказались в воздухе, все
замерло в груди, как при болтанке на самолете. Удар пришелся на ноги, не
успел опомниться — второй сброс, второе приземление, теперь уж на голову.
Все померкло, подумал, что еще один такой удар, и спина не выдержит. Надо
бы собраться как-то, ведь если до сих пор живой, может, и новый сброс
перетерпит? То, что одним щелчком смахнуло их со склона, теперь и
спасало. Мокрая лавина! Она держала их в своей вязкой массе,
амортизировала удары. И когда скорость немного замедлилась, когда стало
возможным разобрать, где верх, где низ, Курочкин стал грести руками,
стараясь не остаться на глубине. Но тут они остановились. Их вынесло на
ледник, и дальше падать было некуда. Сколько это продолжалось? Минуту?
Десять минут? Ощупали руки-ноги, охая и морщась от боли, поднялись.
Побились немного. О склон, о скалы. Веревкой подергало. Но вот удивитель-
но — живы. Перегиб стены закрывал гребень, и тех, кто остался наверху, не
245
было видно. Надо показаться, успокоить ребят, переживают, наверное.
Распутали веревку, поплелись в зону видимости. А идти трудно, все болит,
прокричать бы что-нибудь бодрое, да как закричишь, если у одного рывком
веревки помяло грудь, а у другого ледорубом зацепило губу? Пусть Захаров
откликается. Он целый!
Гена Курочкин- инженер, работает в НИИ.
Летом 1965 года ходил на Алтае в ущелье Шавло. Во время ночевки на
стене пика Сказка на палатку рухнул гранитный блок, чего никак нельзя
было ожидать: площадка казалась совершенно безопасной. Погиб товарищ. У
Гены перебиты обе ноги. Палатка содрана, снесена вниз вместе с рюкзаками.
В группе было четверо. Один, едва рассвело, с трудом спустился за
спасателями, они подошли на третьи сутки. Другой все это время был с
Курочкиным и тем, четвертым, который лежал рядом. Курочкина
на блоках, и в тот самый момент, когда наконец носилки опустились на
ледник, рядом, со свистом разрезая воздух, упал трос — где-то наверху
перетерлось сращение. Так повезло еще и еще раз. Очень везучий человек
Гена Курочкин!
Домой в Москву привезли по горло в гипсе. Только тут осознал, какой
жестокостью может обернуться альпинизм, любовь к горам. Но не по
отношению к самому себе, вот в чем дело. По отношению к близким. Даже
подумал: случись с ним еще раз такая история, дома не переживут. Но
пришло лето, и он снова был в экспедиции, в первый же выход убедившись в
том, что ломаютев не только кости, меняется и что-то в душе. И тут гипс не
помощник, трещина остается. Камешек сверху по осыпи пробренчал. . Ребята
и головы не подняли, а Курочкин вскочил, смотрит. Лед под ногами
треснул. . Все прошли, внимания не обратили, а Курочкин замешкался,
напрягся. Он сам замечает за собой эту скованность, но избавиться от нее
пока не может. Что ж, может быть, такая осторожность и не повредит.
Можно, конечно, посмеиваться над нею, но люди постарше, поопытнее с
шуточками не спешат — понимают. Как понимают и подчеркнутую храб-
246
рость иного смельчака, по молодости, по наивности своей бесконечно
убежденного в том, что скалы — это надежно, что горы — это незыблемо,
что сам он существо настолько исключительное, что уж с ним-то никогда и
ничего не случится..
7 августа прилетел Цельман, выгрузил загоревших и отъевшихся
«курортников». Тут же улетел в лагерь под Хан-Тенгри за пострадавшими,
хотя пошел снег, и было сомнительно, что Игорь сможет сесть в такую
непогодь. Но он смог. При зажженных фарах. Трудней было взлетать,
поскольку совсем стемнело. Однако Цельману удалось и это. Исполнители
трюкового номера — скоростного спуска на лавине — столь же
благополучно отбыли с Иныльчека на Большую землю, чтобы
незамедлительно заняться там мелким ремонтом своих редкостных персон,
рожденных, по всей видимости, не только в рубашке, но и под счастливой
звездой. Те, кому пришлось наблюдать этот взлет, не могут рассказывать о
нем без экзальтации, без всяческих гиперболических сравнений. В снег, с
фарами, по Иныльчеку?!
С Цельманом пришла почта. А в ней письмо от Эли. Письмо — значит,
жива, значит, можно распечатывать конверт спокойно, без особого страха.
Написала, что отдыхает с ребятами на Иссык-Куле, что все в порядке;