Какого цвета ночь?
Шрифт:
— А вдруг он сбежал?
— Оттуда не сбежишь! — хмыкнул лейтенант. — Это тебе не дом отдыха. Это спецучреждение! Нет, это другой… Но с этими данными, — он уверенно похлопал по листку с фотороботом, — мы его быстро отыщем! Так что, Татьяна, спасибо за помощь! Не волнуйтесь, езжайте домой. Дня через два-три он у нас непременно сядет!
— Хорошо, коли так, — неохотно признала я. — А что, если этот случай попадает как раз в те, не установленные статистикой проценты? — И я выразительно похлопала по своей папке с документами. — «Суха, мой друг, теория везде…»
— Возвращайтесь к нам через недельку-другую,
— Верится с трудом…
— Открою небольшую тайну. — Сухоручко заговорщически подмигнул мне. — Как коллега коллеге… На днях рыбка попадется в расставленные сети!
— Какие сети?
— Наши сети! Ну, раз вы собираетесь уезжать и никому о нашем разговоре не скажете…
— Конечно нет! А что такое?
— С сегодняшнего дня каждый вечер на улицы будут выходить несколько специальным образом одетых сотрудниц милиции из числа владеющих приемами борьбы. Рыбка непременно клюнет на нашу наживку!
— Вашими бы устами… — пробормотала я, вставая. — Ну, раз вас моя информация не заинтересовала…
— Очень заинтересовала! — Мой собеседник расплылся в улыбке. — В качестве сплетен — очень, очень заинтересовала…
Обиженно хлопнув дверью, я вышла из отделения. На улице смеркалось. Небо постепенно утратило свой белесый цвет и стало густо-фиолетовым. Редкие звезды висели над землей, запутавшись в заснеженных кронах деревьев. Тускло светились окна домов. На улице было пустынно и тихо.
— Поеду-ка я домой, — сказала я себе, натягивая на руки перчатки. — Хватит уже играть в сыщиков! Тем более, что это у меня не слишком хорошо получается…
Я подняла воротник, сунула папку под мышку и быстро зашагала по улице, туда, где над застывшим берегом реки высилась мрачная громада кирпичного особняка. Сухоручко удалось сделать то, что доселе удавалось немногим, — поколебать мою уверенность в собственной правоте. Я уже не так твердо верила в незыблемость собственных аргументов. Подозрения в виновности Александры теперь казались призрачными и почти нереальными. Стройная пирамида обвинений рассыпалась в прах.
Чудесно скрипел снежок под ногами, мороз щипал нос, от холодного воздуха, схватывавшего лицо ледяной маской, слезились глаза. Но куда все-таки делся Стас, думала я? Что это за фраза «взлом банка», услышанная в телефонном разговоре? В наше время это словосочетание кажется анахронизмом… Я представила Стасика во главе шайки бандитов с черными вязаными масками на лицах и улыбнулась… Дикость какая-то!
В тихом воздухе звук шагов раздавался так же громко, как и стук колес поезда, несущегося в туннеле. Городок, казалось, вымер. Я поежилась — все-таки жутковато идти одной, зная, что где-то неподалеку бродит некто со шнурком в кармане и поджидает свою припозднившуюся жертву. Правда, одно утешение — сегодня я не вписываюсь в его идеал! На мне одежда без малейших признаков меха. Остается уповать только на обилие милицейских патрулей в городе и неведомых сотрудниц милиции, которые, несомненно, составят мне сильную конкуренцию…
Невдалеке показались светящиеся желтым домашним светом окна жилого дома, а за ним — черные окна особняка. Он выглядел пустым и угрюмым. Хозяин в городе вместе с Александрой, занимается организацией похорон, назначенных на послезавтра. Охранники
Но какая ночь, как морозно хрустит снег! Холодные звезды напоминают рассыпанную по черному бархату крупнозернистую соль…
Любуясь красотами, я не заметила черной тени, неслышно отделившейся от осыпанного снегом куста калины с заледеневшими гроздьями алых ягод…
Снег под ногами размеренно скрипел — хруп-хруп, хруп-хруп! Темный дом был совсем близко… Калитка с металлическим лязгом послушно раскрылась. Все понятно. Система наружной охраны после смерти Маши отключена, заходи кто хочет… Я сделала шаг вперед. Глаза мои смотрели на конек крыши, над которым застыла тонкая скобка серебряного месяца.
И вдруг раздался какой-то свист и шею стянуло что-то душное и горячее. Папка выпала из рук, я схватилась за горло и из последних сил вытолкнула из груди в черную звенящую ночь предсмертный крик…
Залаяла встревоженная Стеффи, вылетев из конуры. Задыхаясь, я вертелась ужом, стремясь освободиться от удушающего объятия. В глазах дробился на мириады хрустальных брызг тонкий месяц, и мир вокруг постепенно погружался в красный насыщенный цвет, в котором навстречу мне медленно плыли страшные концентрические кольца… Затем раздался оглушающий взрыв — и все стихло.
Кажется, сразу после взрыва я упала на снег…
Глава 29
Стасика доставили в Москву обыкновенным пассажирским рейсом. Его сопровождали одинаковые, точно однояйцовые близнецы, сотрудники правоохранительных органов в одинаковых же костюмах и очках и со стрижками, сделанными явно одной и той же рукой по стандарту. Эти ребята были предельно вежливы с ним. Они были так любезны, что в самолете прикрыли курткой его руки, скованные наручниками, — чтобы не привлекать удивленные взгляды пассажиров.
В столице милицейский «уазик» с зарешеченными окнами доставил Станислава в изолятор временного содержания «Петры». Через несколько часов неудачливый «медвежатник» уже сидел перед следователем, который предъявил ему обвинение по 272-й статье УК РФ («Неправомерный доступ к компьютерной информации»), часть вторая. Этот следователь как две капли был похож на тех однояйцовых, которые взяли его в «Капитал-банке». Он подкрепил обвинение протоколами технических служб ФСБ и ФАПСИ и показаниями задержанного Артема Тер-Карапетянца, который признался в существовании организованной группы из двух человек и в факте перевода денег на личные счета в иностранный банк.
Оказалось, что попытка проникнуть в банковский сервер была зарегистрирована уже на начальном этапе работы. Сыщики же только того и ждали, когда вся сумма уйдет за рубеж, чтобы инкриминировать задержанным хищение средств в особо крупных размерах и засадить их на полную катушку. После исчезновения хаспа из «Прима-банка» они несколько недель подкарауливали преступников, ожидая проникновения в компьютерную сеть. И дождались.
— Но меня в тот момент даже не было в той квартире! — слабо оправдывался Стасик, стараясь облегчить себе приговор.