Какому богу молиться
Шрифт:
Семья Домбровских не могла понять, почему их собираются выселять. Ведь они не кулаки. У них не было, и нет больших земляных угодий. Всё, что они имеют – они наживали собственным трудом и умением. В ходе обсуждения, отцы семейства пришли к выводу, что просто на их имущество и их дело, кто-то хочет наложить лапу.
Вечером, когда мужчины разошлись по домам и там занимались неотложными делами, связанными с подготовкой к встрече с неизбежным, они были арестованы и отправлены в тюрьму. Тюрьмы избежал дед, который уже несколько дней не вставал с постели.
В тюрьме их продержали трое суток, а затем по одному водили на допрос. У Бронислава следователь выпытывал, где он брал мясо, какая часть мяса шла на изготовление колбас, а какая шла в свободную продажу. Бронислав понимал,
Лешека следователь спрашивал, как на мельнице ведётся учёт зерна и муки. Сколько он выручает от работы в денежной и натуральной форме. Использует ли он на ферме наёмный труд. Лешек рассказал всё как есть, понимая, что скрыть использование наёмного труда не удастся. Некогда запрещённый наёмный труд, в период внедрения советской властью новой экономической политики, был разрешён. И как он считал – привлечь его к ответственности по этой причине будет невозможно. Следователь напомнил Лешеку о штрафе за сокрытие сельхозпродуктов в период продразвёрстки и организации помощи голодающим районам.
Вызвав на допрос Якоба, следователь зачитал ему подробный донос сельскохозяйственной коммуны о срыве заказа на ремонт сеялки перед началом посевной. В ходе допроса допытывался о причинах саботажа, и о неправомерном завышении стоимости работ. Якоб объяснил, что не собирался саботировать посевную компанию. Просто, получив заказ он сразу приступил к работе, но вечером того же дня почувствовал себя плохо. Высокая температура, озноб и кашель приковали его к кровати на три дня. Доктора не вызывали. Как только болезнь отступила, пришёл в кузницу и приступил к работе. На вопрос следователя о привлечении наёмного труда, Якоб ответил, что он иногда привлекает парня, который сам напросился в ученики. Он приходит не регулярно, и в ходе работ проходит обучение кузнечному делу.
Через несколько дней состоялся суд. Следователи хорошо поработали. На подсудимых собрали достаточное количество показаний свидетелей. В ходе проведённых следственных мероприятий неблагонадёжность семьи Домбровских была доказана. Заседание прошло скоротечно. Судья, толком не вникая по существу в представленное дело, заслушал следователя и спросил у подсудимых, понимают ли они, в чём их обвиняют. Бронислав, на которого, как оказалось, собралось больше всех свидетельских показаний недоброжелателей и завистников, сразу признался в содеянном. Ему грозил тюремный срок за спекуляцию. По свидетельским показаниям Лешека обвиняли в использовании наёмного труда и в сокрытии зерна от продналога. Он сказал, что не знал о запрете на наёмный труд. Судья пояснил, что эта мера, вновь введена решением облисполкома, для ускорения темпов коллективизации и активизации борьбы с кулачеством. Якоб не стал что-либо спрашивать у судьи, поскольку следователь на основании доноса обвинял его в саботаже посевной компании. Судья, перед вынесением приговора дал подсудимых сказать последние слова.
Бронислав попросил судью о снисхождении к семье сына. Он пояснил судье:
– Моя сноха Толстопятова Дарья Васильевна потомственная казачка имеет на руках троих малолетних детей. Она ни в чём не виновата и не должна быть выслана из собственного дома. Она сирота. Дом не принадлежит моему сыну. Сын пришёл жить в её дом. Прошу не конфисковать её имущество.
– Казачка…
Услышав от судьи эти слова, до оглашения приговора, подсудимые поняли, что конфискации и высылки им не избежать. Так и произошло. Судья на несколько минут удалился в совещательную комнату, и, придя, быстро зачитал обвинительный приговор. Из него следовало: конфискация имущества; высылка семей Бронислава и Якоба в количестве десяти человек; конфискация мельницы и высылка Лешека. По судебному решению, владельца мельницы деда Кшиштофа из-за преклонного возраста, и Дарью с малолетними детьми, высылка не коснулась. Но излишнее имущество, находящееся во дворе Дарьиного дома, уполномоченными представителями исполнительной власти будет конфисковано. После суда подсудимых отправили в тюрьму. А на следующий день каждого конвоировали домой для сбора личных вещей перед высылкой. Лешек с Брониславом перевезли деда Кшиштофа в Дарьин дом и уложили в спальню. Дарья после ареста не видела Лешека. И, несмотря на то, что муж сразу после встречи с отцом сообщил ей о возможной конфискации и высылке, она не могла представить, как это может быстро произойти.
Когда арестовали Лешека, она каждый день молила бога, чтобы их миновала участь кулаков. Если днём, при детях, Дарья старалась держать в себе тревожные мысли о предстоящем выселении, то по ночам нервное перенапряжение выплёскивалось с непрерывным потоком слёз и всхлипываний. На суде она не была, и не знала, что решение о выселении принято. И как только увидела Лешека, тестя и деда в сопровождении конвоя, поняла, что её судьба тесно переплетена с Карой Господней, и она в очередной раз преподносит ей такое испытание, которое будет сопровождать её долгие годы. Конвой дал на сборы полчаса. Дарья, как могла за это время собрала мужа в дорогу. Он, поцеловав детей и обняв жену со слезами на глазах пробубнил:– «Даша береги детей и жди моего письма. Я обязательно вернусь за вами».
Когда увели Лешека, она плюхнулась на тахту и зарыдала. Вывести её из этого состояния помогли плачущие дети. Нужно было кормить детей и деда. Она встала, успокоила детей и занялась привычными домашними делами.
Через неделю к Дарье пришли какие-то люди с милицией. Сунули ей в руку бумагу и, не разговаривая с ней, забрали корову и лошадь с телегой, предварительно загрузив на телегу сельхозинвентарь. Дарья успела прочесть только часть Постановления, а они уже покинули её двор.
Глава
IV
Зиму Дарья с детьми и дедом прожили в достатке. Сказались запасы продовольствия, заготовленные осенью. Козы и куры обеспечивали семью молоком, яйцом и мясом. Кубышку с деньгами, которую Лешек припрятал, Дарья старалась не трогать. Дед Кшиштоф стал вставать и иногда помогал присматривать за детьми, когда Дарья отлучалась из дома. Большей частью он садился у окна, выходящего во двор, и подолгу смотрел, казалось в одну точку.
В один из дней, предупредив Дарью, он пошёл прогуляться и посмотреть, что стало с имуществом, которым некогда обладало его многочисленное семейство. Придя домой, Кшиштоф не стал долго рассказывать Дарье, что видел. Сказал просто – дома заколочены. Мельница и кузница работают. После этого он уже не выходил на улицу, даже во двор. Вскоре он стал слабеть с каждым днём. Если раньше подкашливал, то теперь кашель стал его мучить всю ночь. Отвары из трав, которые Дарья давала ему не помогали. Он стал редко вставать с постели. Кожа на лице некогда имевшая розовый оттенок побелела, и было заметно, что жизненные силы покидают его бренное тело. В бреду он иногда выкрикивал, какие-то фразы на польском языке похожие на ругань. Похоронив Кшиштофа, как не прискорбно осознавать, но Дарья вздохнула с некоторым облегчением. В последнее время, когда дни его жизни были сочтены, она всё время думала, кто сможет ей помочь похоронить деда. Но оказалось, что Кшиштоф для станичников слыл добрым человеком, и проститься с ним пришло много людей. Организовывая поминки, Дарье впервые пришлось откупорить денежную кубышку.