Какой простор! Книга первая: Золотой шлях
Шрифт:
— Лука, а ну, марш домой, нечего зря под ногами вертеться! — громко сказали сзади.
Змиев обернулся и встретился с твердым взглядом заводского механика Иванова, о котором ему только что нашептывал Степан. У Иванова были характерная бритая голова и крупные выразительные черты лица.
— Не гони, пусть привыкает к хозяину… Что ж, учится он у тебя? — спросил механика Змиев. Ловкая фигурка мальчика, мелькнувшая в голых прутьях смородины, как в дожде, понравилась ему.
— Школы поблизости нет, больницы нет, ни черта нет, только одни
— Школы нет?.. Вон она, школа, для таких, как ты, — Змиев показал рукой на стены тюрьмы на Холодной горе.
Механик усмехнулся.
Группа рабочих в праздничных канаусовых рубахах, лавируя между трупами павших животных, прошла к заводу.
— Мал завод у тебя, Кирилл Егоров, на такой город. Надо еще один котел присобачить. Пропадает добро, — Иванов показал на разбухшие туши животных.
В словах его проскользнула какая-то тайная издевка, и это сразу уловил Змиев. Ему захотелось задобрить механика.
— Дело говоришь. За хороший совет получи на чай красненькую. — Из верхнего кармана жилета Змиев вынул новенькую кредитку.
— Спасибо, я не пью, — ответил механик, отклоняя деньги, чем немало изумил столпившихся рабочих.
Старший гицель [1] Алешка Контуженный не выдержал, потянул его за рукав.
— Не кобенься, бери на пропой всей честной компании.
Живодер Гладилин потянул красным носом воздух, словно принюхиваясь к запаху денег, и процедил сквозь гнилые зубы:
1
Гицель — живодер.
— Дуракам счастье.
Змиев повернулся к ветеринару Аксенову, слегка подвыпившему и поэтому державшемуся в сторонке.
— Ну, а вы, Иван Данилович, чем заняты? Каким-нибудь новым открытием собираетесь удивить мир? Я кое-что слышал о ваших поисках.
— Да, да, вы совершенно правы. Я ищу сыворотку, которая могла бы предотвратить заражение лошадей сапом… Но всякие эксперименты требуют денег — а где их взять? — Аксенов снял шляпу из мочалки, получившую в те годы название «здравствуй-прощай».
— Денег я вам не дам, и не просите… Извините за откровенность, но сапные лошади увеличивают доходность завода, и я хотел бы, чтобы все ваши эксперименты потерпели неудачу.
— Вы, конечно, шутите, — растерянно пробормотал ветеринар.
Тяжелой походкой Змиев обошел свой завод. Всюду натыкаясь на беспорядочно разбросанные трупы лошадей и собак, он убеждался, что механик сказал правду, — завод не справлялся с переработкой павших животных, требовал расширения, просил денег. Десятки туш ежедневно отвозились на свалку, их растаскивали собаки, и они навсегда погибали для производства.
А кругленькая взятка осталась на столе губернатора, и нужно было ее компенсировать. Разговор с губернатором растревожил Змиева, только сейчас он это
Тревога не покидала его, когда он, страстный любитель лошадей, загляделся на пару игреневых сапных лошадей, присланных на убой. Когда-то гладкая шерсть стояла на них торчком. С умелостью знатока Змиев ощупал пальцами тонкие кости лошадиных ног, заглянул в светлые большие глаза, потрепал мышцы на породисто-изогнутых шеях.
— Без моего разрешения не убивать, — сказал он ветеринару Аксенову, который по-прежнему держался от него на почтительном расстоянии.
Вечером в богатом номере гостиницы «Карфаген» Змиев заказал вызванному к нему инженеру Бакетову проект генерального, как он выразился, расширения утилизационного завода. Вдвоем с инженером они тщательно подсчитывали стоимость материалов, новых котлов и рабочей силы, рассчитанной на две смены.
Бакетов назвал подрядчика, который мог бы с успехом для дела взять на себя строительные работы. Змиев согласился. Подписывая денежный чек, он вдруг, не закончив размашистого росчерка, пытливо посмотрел в оживившиеся глаза инженера, сказал грубо:
— Мне денег для дела не жалко. Это надо понять.
— Понимаю, понимаю, — заторопился Бакетов, беря чек из рук заказчика. Холеное, тщательно выбритое лицо Змиева напомнило ему портрет какого-то сановника, виденный в журнале.
— Скажите: есть ли смысл покупать облигации краткосрочного военного займа? — спросил Бакетов. — Как-никак пять с половиной процентов дохода.
— Покупайте. Солдаты, снаряды, сбережения — вот что сломит врага и принесет нам победу. — Змиев потер руки, поросшие рыжеватой шерстью.
Бакетов поклонился и вышел.
«Что до меня, — подумал Змиев, — то я ни одной катеринки не истрачу на облигации. Заем покоится на песке. За первым займом последует второй, за вторым третий. Государство обнищало, как церковная мышь».
II
Ветер гонит из степи запахи трав и цветов. Даже на сеновале Лукашка Иванов не может заснуть. Среди странно изменившихся шорохов ночи он слышит жаркий шепот Дашки, сожительницы Степана Скуратова. На сеновал долетает каждое слово.
— Что ты отвернулся и лежишь, будто неживой?
— Отстань, не мешай думать… Опротивела ты…
Мальчишке становится не по себе. Он чувствует всем своим существом удушливую неприязнь двух людей, лежащих рядом в одной постели. «Ой, плохо это кончится между ними», — жалостливо думает он, переворачиваясь на спину. Нет, взрослые не умеют жить правильно. В зеркальном небе светится Золотой шлях — то дымчато струится на юг Млечный Путь. Со стороны Качановки доносятся невнятный говор, девичий визг, надрывные всхлипы гармоники; все это по-воскресному заманчиво, призывно. Где-то совсем близко, в саду, матерно ругается пьяный Гладилин. Ломая ветви, бродит неуклюжая лошадь.