Какой простор! Книга вторая: Бытие
Шрифт:
В дверь заколотили неистовей:
— Открывай, мы тебя научим, как плащаницу у христопродавцев менять!
— Побьют они нас, я их знаю, нет у них никакой жалости, — запричитала Марьяна.
Забарабанили в окно:
— Эй, учительша, прощайся со своим Лениным, сейчас мы спровадим тебя прямехонько в рай, к твоему папаше комиссару… Как видишь, мы все про тебя знаем.
После этих слов Балайде все стало ясно, и он пожалел, что не стрелял в них, когда они стояли кучей.
— Открывай,
Под окнами в палисаднике затрещали кусты сирени.
— Обождите, сейчас открою, ключ только найду, — выгадывая время, громко сказала Ангелина, повисла на шее Балайды, по-бабьи запричитала: — Ради бога, не стреляй.
— Аля, отойди в сторонку, не мешай, я знаю, что делать.
Раздался треск разбитого стекла, на пол, звеня, полетели осколки, с подоконника упал и разбился горшок с цветком, в комнате запахло влажной землей.
— О господи, что ж теперь будет! — вздохнула Марьяна, однако проворно нагнулась, выхватила из-под лавки топор, тронула пальцем зазубренное жало.
В разбитое окно ворвалась туча снежинок, порыв холодного ветра сдул со стола глобус, и весь мир, залитый сиянием луны, заслонила неуклюжая, медвежья фигура: баранья шапка, воротник кожуха, борода.
Не целясь Балайда выпалил в окно. Вспышка оглушительного выстрела вырвала из темноты звериные, испуганные глаза, набор оскаленных ярких, крепких зубов. Человек, охнув, провалился вниз. Голубой умиротворяющий свет луны разлился по комнате, осветил шкафы, набитые книгами, и двух женщин, прижавшихся к стене.
— А, так ты вон какая шустрая… Стрелять удумала, клятая баба! — донеслось с улицы вперемежку с площадной бранью; залпом грянули три выстрела, и пули с хрустом впились в глиняную стену.
Не помня себя от ярости, точь-в-точь как это было с ним в гражданскую войну при первой атаке, Балайда за несколько секунд расстрелял обойму, проворно вставил в магазин новую. Пять гильз со звоном перекатывались на полу у него под ногами.
В суматохе он не слышал, как, стегая застоявшихся коней, умчались бандиты. А когда пришел в себя, саней на улице уже не было.
Сторожиха заткнула окно подушкой. В нахолодавшей комнате как будто стало теплей.
— Ложись спать, Марьяна, а я пойду закрою на прогоныч ставню, погляжу, может, я убил кого или поранил. Человеку помощь оказать треба, — опомнившись после возбуждения, тихо промолвил обессилевший Балайда.
— Помощь человеку? — зло усмехнулась Марьяна. — Эти человеки, попадись ты им на большой дороге, живьем тебя в землю закопают… Я этих человеков знаю, десять годков у Живоглотов была за наймичку. Настрадалась по самое горло.
— Нет, нет, никуда не ходи… Может, они караулят
Они присели на узенькую железную кровать, доверчиво обняли друг друга. Балайде было холодно, его бил нервный озноб, он хотел отстраниться от Ангелины, но она его не пускала.
— Ты любишь меня?
— Очень, — ответил Балайда.
— Поцелуй меня.
Парень поцеловал.
— Смелый ты у меня. Один не побоялся четверых. — Пальцы молодой женщины зарылись в золотистых волосах Балайды.
— А чего мне бояться? Я ведь еще мальчишкой служил в партизанском отряде Иванова, потом в Красной Армии у товарища Буденного. Дрался с Махно и Деникиным.
— И ни разу не был ранен?
— Как видишь, ни разу, одна только цапина и осталась на теле от сабельного удара, но это не в счет. Да еще свежий след от твоих зубок.
— Везучий ты у меня. Я хочу поцеловать эту царапину.
Ангелина поцеловала возлюбленного в губы, потом в глаза. Нашла на плече твердый рубец шрама, прижалась к нему губами.
— Вот и конец нашей тайне, — сказала она. — Завтра все узнают про нашу любовь, про то, что ты ночуешь у меня… Ведь никто не поверит, если сказать, что это я стреляла в бандитов.
— Ну и пускай знают, мне хорониться не от кого.
— Все-таки не венчаны мы, не расписаны, толки по селу пойдут нехорошие, я же учительница и должна показывать детям хороший пример. Бабы языки чесать начнут.
— От бабских языков никуда не спрячешься, они у них острее бритвы.
Балайда поправил подушку в окошке, под сапогами хрупнули стекла. Вкрадчиво попросил:
— Давай спать ляжем.
— Что ты, милый. А если бандиты вернутся?.. Есть у тебя еще патроны?
— Теперь уже не вернутся… Скоро светать почнет… Интересно, что это за люди?
— Одно ясно — хуторяне. Я видела их — бородатые, злые. Может, ты убил кого-нибудь из них или ранил?
— Утром до всего дознаемся.
Балайда уложил Ангелину в охолонувшую постель, сам в одежде прилег поверх стеганого одеяла, накрылся шинелью; время шло; он часто щупал заряженный обрез, тревожно поглядывал на окно, прислушивался к шорохам ночи.
— Был у нас на фронте командир Иванов, — неожиданно сказал Балайда. — Настоящий большевик. Вот кого бы нам сейчас в село.
— Иванов, Иванов, часто я слышу об этом Иванове… Покойный отец мой говорил, что у него командир полка был Иванов.
— Очень даже может быть. У механика был сын Лукашка, шустрый такой парнишка. Я хорошо его помню, они вместе воевали.
— Говоришь — у Иванова был сын Лукашка? Я знала одного Луку Иванова, как-то встретила его у подруги по гимназии, Нины Калгановой.