Календарь Морзе
Шрифт:
Глава 18
— …А десятого ноября мы бы отмечали Всемирный день науки за мир и развитие! Все значимые научные открытия, начиная с каменного топора и кончая космонавтикой, совершены с целью упростить убийство ближнего своего. Да, между визитами в соседнее племя топором можно рубить дрова, а ракетами, пока не пригодились, можно запускать на орбиту людей… Но Настоящая Наука — она не про это. Под наспех приколоченной табличкой Peace and Development на фронтоне Храма Науки незримо начертан бессмертный девиз: Et Ea moriar! — «Пусть Они сдохнут!»
С вами
Я поставил музыку и помахал Чото.
— Чего? — спросил он, засунув голову в студию.
— Сделай мне кофе! Такой черный, чтобы он сыграл внутри меня блюз!
— О, новый телефон? — спросил мой помощник заинтересованно. Он как сорока — наводится на все блестящее. — Двухсимочный?
— Нет, двухсимочные слишком опасны, — сказал я как можно серьезнее.
— Это как?
— Можно случайно позвонить с одной симки на другую и поговорить с альтернативным собой.
— Правда? — раскрыл рот доверчивый Чото.
— Конечно, — подтвердил я. — Только недолго.
— Почему недолго? — заинтересовался он
— Дорого потому что. Как международный звонок.
— А, ну да, логично…
— Кроме того, — я выдержал паузу, подогревая его любопытство, — о чем с этим придурком разговаривать-то?
— Тьфу на тебя, — обиделся Чото. — Опять издеваешься… А я почти поверил. Кофе, кстати, кончается.
Кешью вызвал меня не просто из вредности — на вечернем эфире сегодня был профессор Маракс. Я-то думал, что он после Анютиного видеоинтервью у нас персона нон-грата, но ничего подобного — те же на манеже. Не Чото же с ним разговаривать будет?
— Дорогие слушатели, у нас в студии Сергей Давидович Маракс — научный директор Института Общефизических Проблем! Здравствуйте, профессор!
— Здравствуйте, Антон, здравствуйте, жители Стрежева. Меня попросили прокомментировать сложившуюся у нас в городе ситуацию. Ну что же — лучше поздно, чем никогда. К сожалению, в прошлый раз мои предостережения запоздали, и теперь мы имеем то, что имеем…
— И что же мы имеем, проф? — спросил я. — Боюсь, многим до сих пор не очень понятно, что же, собственно, происходит и почему?
— Знаете, Антон, к сожалению, я могу лишь описывать, но не объяснять происходящее. Мы, ученые Института, в научном смысле сейчас, как алхимики средневековья: фиксируем картину мира, набираем статистику, эмпирически выстраиваем закономерности… и все время натыкаемся на белые пятна, в которых могут водиться драконы. Мы можем примерно сказать, что происходит, но даже приблизительно не можем сказать — почему.
— Если вдуматься, профессор, — подбодрил его я, — наука никогда и не отвечала на этот вопрос. Просто ваше «как» достигло таких глубин, что «почему» вообще выпало. Наука выяснила, что у моржа в пенисе кость, но так и не дала ответа на вопрос — почему, блин, только у моржа?
— Спасибо, Антон, — покивал профессор. — Вы умеете посмотреть на проблему с неожиданной стороны. Действительно, причины происходящего сейчас не так важны. Главная наша проблема в некоторой… субъективизации происходящих процессов. Фактически, каждый житель города сейчас живет в своей собственной реальности. К счастью, статистическое большинство людей не обладают чрезмерной фантазией, ценят стабильность, и их личные реальности более-менее совпадают. Только поэтому мы все еще ходим по улицам, дышим воздухом, едим еду и даже поддерживаем что-то похожее на экономику, а не летаем
— Так, может, пускай наслаждаются? Каждый сам кузнец свой оградки, и все такое?
— Понимаете, Антон, обычно, когда разные люди видят одно и то же по-разному, это только их проблемы. Но в нашем случае, когда один человек считает, что сейчас утро, а другой — что вечер, они могут оказаться правы оба.
— И что в таком случае произойдет? — заинтересовался я.
— Не знаю, — пожал плечами профессор. — Но, скорее всего, ничего хорошего. В общем случае, победит большинство — если девяносто девять из ста уверены, что утро, то один, уверенный, что вечер, ничего не изменит. Но, если их окажется пятьдесят на пятьдесят — последствия непредсказуемы. Ситуация с продуктами в городе — прямое следствие такого феномена. Пока люди не задумывались, откуда они берутся в магазинах, и имели характерную для любого горожанина убежденность, что так будет всегда — они были. Как только эта уверенность была нарушена известными событиями — мы получили то, что имеем.
— Говорят, монахи…
— Да, это прекрасный пример, который я сам хотел привести. Организованная группа людей с хорошей ментальной дисциплиной и привычкой к коллективным действиям может влиять на свою часть реальности почти неограниченно. Именно поэтому я хочу обратиться к горожанам с призывом соблюдать спокойствие и, по возможности, игнорировать все странности нашего положения. Пока мы ведем себя так, будто все нормально — мы сохраняем остатки этой нормальности.
— Спасибо, профессор! Внимание, дорогие радиослушатели! Если вы, выйдя на улицу, увидите пролетающего мимо розового слона — не обращайте внимания, пусть себе летит. Может быть, там у него гнездо. Так победим! А теперь — музыка!
— Проф, не для эфира, а между нами, — спросил я его, запустив музыкалку, — хоть какие-то гипотезы о причинах есть? Прогнозы? Варианты действий?
— Антон, — сказал он, непроизвольно оглянувшись, — я могу только в частном порядке, как обыватель обывателю…
— Да-да, — радостно подхватил я, — именно! Как он ему.
— Исходя из наблюдений за развитием ситуации, обратная экстраполяция дает возможность предположить, что причиной или, если угодно, первотолчком ситуации был всего один человек. Вы наверняка слышали кучу местных легенд о том, что Стрежев находится… хм… в некоторых особенных отношениях с мирозданием?
— Еще бы, — подтвердил я. — Пурсон готов рассказывать это каждому, кто имеет уши, чтобы слышать, и недостаточно ловок, чтобы удрать.
— У всех этих легенд есть общее. В какой-то момент горожане настолько боялись наступления завтрашнего дня, что город как бы шел им навстречу. Однако я считаю, что для этого достаточно одного человека. Какого-то особенного человека, который… не знаю. Может быть, имеет специфический талант. А может, настолько сильно не хочет наступления завтрашнего дня, что реальность не может этому желанию противиться.