Календарная книга
Шрифт:
Бубен (День трезвости. 11 сентября)
Три куста роз (День программиста. 256-й день года. 13 сентября)
Зерновоз «Валентина Серова» (День работников санитарно-эпидемиологической службы. 15 сентября)
Русский лес (День работника леса. Третье воскресенье сентября)
Перегон (День караванщика. 24 сентября)
Пятницкая, 13 (День туриста. 27 сентября)
Сон мёртвого человека (День пожилых людей. 1 октября)
Шар (День космических войск. 4 октября)
Индрик-зверь (День защиты животных. 4 октября)
Жизнь Бонасье (День
Дневник (День учителя. 5 октября)
Окно (День учителя. 5 октября)
Письмо в бутылке (День почты. 9 октября)
Гипноз (День психического здоровья. 10 октября)
Молебен об урожае (День работника сельского хозяйства. Второе воскресенье октября)
Тамариск (День работника пищевой промышленности. Третье воскресенье октября)
Москвич (День автомобилиста, последнее воскресенье октября)
Начальник контрабанды (День таможенника. 25 октября)
Архивариус (День архивного работника. 28 октября)
Нежность (День Великой Октябрьской Социалистической Революции. 7 ноября)
Чёрный кофе (День милиции. 10 ноября)
Рекурсия (День психолога. 22 ноября)
з/к Васильев и Петров з/к (День космонавтики. 1 декабря)
Червонец (День русского казначейства. 8 декабря)
Станция (День радиотехнических войск. 15 декабря)
Хирург Кирякин (День работника органов государственной безопасности. 20 декабря)
Сирены вольфрама (День электрика. 22 декабря)
Физика низких температур (Новый год. 31 декабря)
notes
1
2
Календарная книга
Новый год (1 января)
Ностальгия — вот лучший товар после смутного времени, все на манер персонажей Аверченко будут вспоминать бывшую еду и прежние цены. Говорить о прошлом следует не со стариками и не с молодыми, а с мужчинами, только начавшими стареть, — вернее, только что понявшими это. Они ещё сильны и деятельны, но вдруг становятся встревоженными и сентиментальными. Они лезут в старые папки, чтобы посмотреть на снимок своего класса, обрывок дневника, письмо без подписи. Следы жухлой любви, вперемешку с фасованным пеплом империи — иногда в тоске кажется, что у всего этого есть особый смысл.
Но поколение катится за поколением, и смысл есть только у загадочного течения времени — оно смывает всё, и ничьё время не тяжелее прочего.
Меня окружал утренний слякотный город с первыми, очнувшимися после новогодней ночи прохожими. Они, как бойцы, выходящие из окружения, шли разрозненно, нетвёрдо ставя ноги. Автомобиль обдал меня веером тёмных брызг, толкнула женщина с ворохом праздничных коробок. Что-то беззвучно крикнул продавец жареных кур, широко открывая гнилой рот.
Бородатый
Срок его жизни был короток.
И вот он улыбается и пляшет, чтобы скрыть страх. Мальцу-то простительно, он глуп по возрасту.
Город отходил, возвращался к себе, на привычные улицы, и первые брошенные ёлки торчали из мусорных баков. Ветер дышал сыростью и бензином. Погода менялась — теплело.
Я свернул в катящийся к Москве-реке переулок и пошёл, огибая лужи, к стоящему среди строительных заборов старому дому. Там, у гаражей, старуха выгуливала собаку. Собака почти умирала — небедные заботливые хозяева к таким собакам приделывают колёсико сзади, и тогда создаётся впечатление, что собака впряжена в маленькую тележку.
Но тут она просто ползла на брюхе, подтягиваясь на передних лапах. Колёсико ей не светило.
Мало что ей светило в этой жизни, подумал я, открывая дверь подъезда.
Я шёл в гости к Евсюкову, что квартировал в апартаментах какого-то купца-толстопуза. Богач давно жил под сенью пальм, а Евсюков уже не первый год, приезжая в Москву, подкручивал и подверчивал что-то в чужой огромной квартире с видом на храм Христа Спасителя.
Мы собирались там раз в пятый, оставив бой курантов семейному празднику, а первый день Нового года — мужским укромным посиделкам. Это был наш час, ворованный у семей и праздничных забот. Мир впадал в Новый год, вваливался в похмельный январский день, бежали дети в магазины за лекарством для родителей, а мы собирались бодрячками, храня верность традиции.
Было нас шестеро — егерь Евсюков, инженер Сидоров, буровых дел мастер Рудаков, во всех отношениях успешный человек Раевский, просто успешный человек Леонид Александрович — и я.
И вот я отворил толстую казематную дверь, и оттуда на меня сразу пахнуло каминным огнём, жаревом с кухни и вонючим кальянным дымом.
В гигантской гостиной, у печки с изразцами, превращённой купцом в камин, уже сидели Раевский и Сидоров, пуская дым колечками и совершенно не обращая на меня внимания.
— …Тут надо договориться о терминологии. У меня к Родине иррациональная любовь, не основанная на иллюзиях. Это как врач, который любит женщину, но как врач он видит венозные ноги, мешки под глазами (почки), видит и всё остальное. Тут нет «вопреки» и «благодаря», это как две части комплексного числа, — продолжал Раевский.
— У меня справка есть о личном общении, — ответил Сидоров. — У меня хранится читательский билет старого образца — синенькая такая книжечка, никакого пластика. Там на специальной странице написано: «Подпись лица, выдавшего билет: Родина».