Календарная книга
Шрифт:
Им было привычно убивать.
Они легко достигнут берега вплавь, чтобы там потягаться с мягкотелой фауной.
Однажды Ванюков видел, как крысы, обитавшие на брошенном корабле, вылетели прямо из пенного облака. Корабль залили санационной пеной, но крыс она не уморила. Они лишь бросились прочь, и на пути у них встали овчарки эпидемиологической охраны. Ванюков тогда был молод, и его испуг — простителен. Однако сам начальник кордонного отряда пил весь вечер вместе с подчинёнными, чтобы отогнать прочь
Поэтому сюда придёт миноносец.
Или, если умники из финансового отдела сделают другие расчёты, и окажется, что истребитель дешевле, чем миноносец, то сюда санитарную зачистку проведут с воздуха.
Скорее всего, прилетит с восточной стороны «Мираж» и будет убивать бедную «Серову» своей ракетой.
Такого Ванюков не видел, но Вольфганг рассказывал, как, во время эпидемии гриппа звено дежурных самолётов уничтожило непокорный пароход. Пароход прорвал карантин, и, не разбираясь с причинами, с личностями и численностью пассажиров, его утопили.
Минуты за три.
Правда, тогда было военное положение, с приказами и правилами никто и не спорил — трагические случайности, вернее, трагические необходимости всегда могут произойти. Ванюков не винил никого — наверное, он бы и сам нажал на гашетку. «Мы всегда считаем идеальным решение, когда выбрали меньшее зло», — подумал он. — «Никаких других выборов, кроме меньшего зла и не бывает».
Вольфганг сочинил тревожный отчёт, и центр Службы ответил немедленно.
Вместо истребителя к ним летел новый специалист по балкерам. То есть по насыпным судам. Специалист экстраординарный, предупредил оператор службы.
И его надо было готовить к высадке на бродячий зерновоз.
Когда вертолёт сел на баке корабля Международной службы, Ванюков понял, что оператор не шутил.
К ним прилетел монгол.
Настоящий монгол, как говорили в детстве Ванюкова, «Монгол Шуудан». Что это такое, Ванюков не знал, но подозревал, что что-то неприличное. Оператор назвал настоящую фамилию, но запомнить её было невозможно.
Монгол был в островерхой шапочке и европейском костюме. Всего багажа у него был футляр чёрной кожи длиной в локоть.
Вольфганг недоумённо повернулся к Ванюкову и тихо спросил: «Он точно специалист по грузовым перевозкам?»
Тот пожал плечами, а про себя подумал: «Отчего бы монголу не быть специалистом по фрахту и морским путям. В мире всё перемешано, половина моих одноклассников живёт в Лондоне и Париже и получает там деньги за консультации о Трубе. Они ни разу не макнули палец в нефть, но все из неё сделаны. Они жрут и пьют эту нефть, пока я болтаюсь в море, охраняя их спокойствие, и спокойствие их друзей.
И так же, как они — в Москву, этот монгол наверняка прилетает в свой Улан-Батор и толпа родственников, которых он
Куда в прежние времена дошли монголы? До Будапешта? До Вены? Нас-то точно подмяли под себя».
Человеку в островерхой шапочке было велено оказывать всяческое содействие, «gehorchen» — пробормотал Вольфганг. Повиноваться, да, это было точнее.
Интуитивно пришельцу повиновались все — и даже живность на корабле Международной службы.
Ванюкову показалось, что он слышит тонкий писк, будто крысы вылезли из трюма поглядеть на монгола.
Но какие крысы могут быть на корабле самой Международной санитарной службы. Никаких крыс там не может быть по определению. У них и тараканов не было.
Монгол отчего-то не стал смотреть всё то, что наснимал дрон, и сразу ушёл в отведённую ему каюту.
Ночью Ванюкову почудилось, что Монгол Шуудан слушает музыку — какая-то унылая мелодия стелилась по коридору. Ванюков затаил дыхание — нет, показалось.
Утром волнение утихло, и Монгол Шуудан со степенностью Папы Римского погрузился в вертолёт.
Через пятнадцать минут он даже не спрыгнул, а сошёл на палубу ржавого зерновоза.
А ещё через полчаса «Валентина Серова», приняв вправо, начала набирать ход.
— Э, а как мы будем его снимать-то? — всполошился Вольфганг.
Вертолётчик разводил руками. Он рассказал, что, только коснувшись палубы зерновоза, монгол достал из своего футляра дудку и, под её переливчатый свист, скрылся в надстройке.
Ванюков и Вольфганг стояли друг напротив друга, готовясь ссориться. Кому-то надо было брать на себя ответственность за это безумие, а хотя они дружили давно, в такие моменты всегда ругались.
Но тут прибежал радист и позвал Ванюкова для разговора с базой.
Оказалось, что специалист по русским зерновым перевозкам обнаружился в состоянии безумия во Владивостоке. Никуда он не вылетал, никаких глупых головных уборов не носил, и по описанию вовсе не был похож на гостя в островерхой шапочке.
Там, наверху, в гигантской серой башне Международной санитарной службы, решали, что с этим делать.
Вернее, решали, как рассказывать миру о произошедшем — и, подумав, решили не рассказывать.
Ванюков смотрел в стык серого неба и серого моря и представлял себе, как корабль, ведомый этим крысиным Чингисханом, уходит прочь.
Тысячи крыс на поперечинах в трюме слушают своего вождя, будто сидя в опере.
А он рассказывает им об их предках, что шли из монгольской степи на запад, сея смертоносную чуму, и наполняли страну за страной. Он говорит им об их силе и гордости, о том, что особь — ничто, а народ — всё.