Калейдоскоп, или Наперегонки с самим собой

Альтмарк Лев

Правда, чаще всего происходящее завтра мало соответствовало ночным сновидениям-ожиданиям, тем не менее, с младых ногтей он был неисправимым оптимистом. Привык им быть, несмотря ни на что. И никакая логика здесь не срабатывала. А уж когда увиденное во сне сбывалось наяву, был просто на седьмом небе от блаженства.

Уже впоследствии Яшка иногда замечал, как у спящего сынишки во сне расплывалась на устах счастливая улыбка. Наверное, он в чём-то повторял отца и видел те же самые сны о завтрашнем счастье. Ну, или не совсем те же, а свои собственные…

Сегодня Яшка по-прежнему ложится спать, не переставая надеяться и загадывать, что ему непременно приснится что-то доброе и хорошее, и оно непременно сбудется, стоит

лишь утром открыть глаза. Только никому об этом загодя не рассказывает – засмеют же…

10. Картофельная страда(ние)

Всё хорошее рано или поздно заканчивается. Никогда не бывает так, чтобы оно длилось вечно. Хоть эти неприятные фразы и давно навязли у всех в устах, но так, к сожалению, и есть. Беззаботные детские годы подходят к концу, и, какие бы проблемы и неудачи ни случались с нами в школе, всё это сущие пустяки по сравнению с тем, что ждёт нас впереди. Об этом тоже все прекрасно знают, даже несмотря на самые радужные ожидания.

Конечно, во многом подводят (ну, или кому-то помогают!) гены, заложенные в нас предками. Известны случаи, когда, предположим, в потомственных профессорских семьях вырастали откровенные негодяи, недостойные даже дедовского аристократического мизинца. Или в роду хронических алкоголиков и бездельников неожиданно расцветал гений чистой красоты и мощного интеллекта. Но чаще всего мы послушно наследуем основные качества предков. Как бы ни отнекивались от своих корней, но эти гены не выпускают нас за рамки, отведённые природой. Можем сколько угодно играть чужие роли, напяливать на себя чужие пиджачки, но ушки-то рано или поздно вылезают наружу.

Потому, наверное, и государство рабочих и крестьян, благодаря своим недальновидным и кровожадным вождям, истребив поначалу аристократию и интеллектуальную во многих поколениях элиту, терпело впоследствии постоянные политические, военные и экономические неудачи, даже не пытаясь разобраться в глубинных причинах провалов. Если чего-то государство и добивалось, то очень высокой ценой, кровью и невосполнимыми человеческими потерями…

Впрочем, так далеко в подобных рассуждениях Яшка не заходил ни тогда, ни потом. Поболтать об этом в тёплой компании под водочку и хорошую закуску он ещё мог, но не более этого. Его устраивало относительно устойчивое состояние, в котором он находился. Все свои победы он откладывал на будущее, если уж сейчас они особо не удавались. На поддержку предков особо не рассчитывал, так как твёрдо помнил, что ни великих деятелей культуры, ни политиков или полководцев в его роду не было, а кто же всё-таки был? Очень хотелось надеяться, что не было прохвостов, подонков или негодяев. В общем-то, так оно, по всей вероятности, и было. Но… кто мог утверждать такое с точностью? В том-то и дело, что никто.

Да и в Яшкином окружении, среди одноклассников и друзей, не было достойных внуков героических дедов, потому что в их провинциальном городе, разросшемся в конце девятнадцатого века вокруг большого рельсопрокатного завода, если и проявлялись какие-то знаменитости, то это были выходцы не из интеллектуальной элиты, а всего лишь из знатных рабочих династий. Гордиться принадлежностью к передовикам производства и стахановцам было скучно и неинтересно, как бы рабочий класс ни возвеличивали и ни называли движущей силой общества, благоразумно замалчивая, кто по-настоящему вершил, вершит и будет вершить народные судьбы. Иными словами, чем тут, спрашивается, гордиться?

А уж ему-то, еврею, хвастаться и вовсе было нечем. Были бы у него в роду хотя бы бухгалтеры, инженеры или продавцы дефицитных товаров – какие-никакие провинциальные публичные люди! – это ещё бы куда ни шло, но и таковых среди предков, по всей видимости, не было. С пролетариями была вообще форменная неувязка. Маловато евреев трудилось простыми работягами. Экономистами

и заводскими руководителями, да, работали, но сколько стоило трудов пробиться на желанную звёздную должность…

По этой причине генеалогические исследования Яшку с некоторых пор почти не интересовали. А со временем и вовсе перестали интересовать. Того, что ему было уже известно, хватало вполне, и никак не могло отразиться на настоящем, так что лучше устремить свой пытливый взор не назад вглубь веков, а вперёд в светлое будущее. Не предки красят человека, благоразумно рассудил он, а потомки, которых ещё предстоит сварганить и направить на путь истинный…

После окончания школы выбор вариантов дальнейшего продвижения по жизни, несмотря на громкие декларации, на самом деле не особенно велик. Тем более для юноши, не сильно блиставшего на поприще точных и гуманитарных наук. Естественное продолжение, как и у многих его одноклассников, – машиностроительный институт, находившийся по соседству со школой и его домом. Стоило бы, наверное, задуматься о каком-то более престижном вузе – медицинском, юридическом или гуманитарном, более подходящем Яшке по складу характера. Но в них были изначально большие конкурсы, плюс приём Рабиновичей и прочих коганов осуществлялся не без традиционных подношений «сами знаете кому». Но это были уже обходные пути, а было тогда и такое негласное, но почти официальное правило – не принимать евреев в престижные вузы. До революции это называлось процентной нормой, а сегодня не называлось никак, но что это меняло? Запрет – он и есть запрет. На то и соответствующие инструкции имелись. Правда, для служебного употребления.

Тайком от родителей, которые этого, безусловно, не одобрили бы, он отправил свои стихи на творческий конкурс в Литературный институт в Москву, однако ответ оттуда пришёл неожиданно быстро и оказался отрицательным.

Короче говоря, как ни крути, оставался всё тот же машиностроительный институт, куда принимали всех без разбора, лишь бы человек не завалил приёмные экзамены. И принимали всех, в том числе и евреев, но вовсе не по причине особой любви к вышеозначенным владельцам замечательных фамилий, а скорее, по причине хронических недоборов и, развивая мысль дальше, невысоких заработков будущих творцов новых машин и механизмов. Об этом абитуриенты, безусловно, знали, но к инженерной специальности всё равно стремились. Не в силу её престижности, а в силу доступности. Дальше – куда кривая выведет.

К тому же, как пророчески рассудили Яшкины родители, не оставаться же, чёрт побери, приличному мальчику из хорошей еврейской семьи без высшего образования! Какая девочка из не менее приличной еврейской семьи на него потом посмотрит? Да ещё без традиционного голубого поплавка на лацкане пиджачка! То-то и оно, поступать куда-то в любом случае было надо. А не поступишь – не только здесь облом, но ещё и два года в армии едва ли прибавят оптимизма молодому человеку, стремящемуся сделать первый шаг на длинной карьерной лестнице на неизвестно какие доступные высоты…

А теперь поместим нашего героя в ситуацию, когда он впервые и по-настоящему всерьёз задумался о своём будущем месте во вселенной. Конечно же, мы раздумываем об этом постоянно, день за днём, но всегда это происходит на уровне беспочвенных мечтаний и туманных предположений, однако рано или поздно мечты обязаны закончиться и смениться чётким планом действий. Тут уже выбор не так широк, как казалось ранее, но при этом более различимы границы, заступать за которые не то чтобы нельзя, а просто не удастся. Эйфория из головы пока не выветрилась, но уже реальней начинаешь оценивать свои возможности и силы. Отсекаешь то, что тебе явно не по плечу и не по интересам, хоть и не оставляешь тайных надежд пробить нависшие над головой стеклянные непробиваемые потолки. Кому-то же такое удаётся!