Калейдоскоп юности
Шрифт:
Я чувствовала, как горят мои щёки, и хотела провалиться под землю. Не то что бы мне было стыдно за свою просьбу, просто мне хотелось, чтобы Эрнст смог хоть немного посмотреть на жизнь тут иначе. «Может быть, если он согласится, то будет чувствовать себя немного лучше?» Я стояла, раскрасневшаяся, как маков цвет, и прятала взгляд в пол, ожидая, что он ответит.
– Ладно, только не докучай мне, – наконец, сказал парень и достал мобильный.
– Конечно-конечно! Но, если будет что-то нужно, то можешь писать мне, – от волнения слова лились из меня, как река.
– Н-да уж, конечно, – пробурчал он, когда мы обменялись номерами. После чего он развернулся и быстрым шагом скрылся за поворотом коридора. Не
Неожиданно на телефон пришло сообщение, в котором мама просила зайти по дороге домой в магазин за какими-то мелочами. Спохватившись, что я всё ещё стою посреди коридора, я поправила сумку на плече и пошла в сторону выхода из школы.
Мицугу Кизоку
– Как там наш клуб? – спрашиваю я, когда мы с Эрикой входим в городской парк. Сегодня у нас выходной, и мы можем провести немного времени вдвоём наедине. Ещё год назад я был президентом нашего клуба, а теперь эту должность взяла на себя она. Но трудно было бы найти лучшего кандидата на эту роль. Наш клуб не отличался многочисленностью, а из по-настоящему сильных личностей в нём была лишь Эрика и Эрнст Клечек. Но второй, наверное, и сам был бы не рад назначению. Эрика же была только рада продолжить моё дело и взять в руки бразды управления.
Я с улыбкой смотрел на неё всю дорогу, не в силах отвести взгляд. Какая же она красавица. Я даже не мог представить, что в мой выпускной она признается мне в любви. Но так уж непредсказуема эта молодость, что теперь мы с ней – влюблённая пара. Хотя мы стали реже видеться из-за того, что я перешёл в колледж, мы нисколько не отдалились, а даже сблизились, проводя вместе выходные и вечера, когда у меня нет работы. Эрика – добрейшая душа, в чём-то даже по-детски наивная и простая, а в чём-то очень взрослая и мудрая, на мой взгляд. И сейчас мы гуляли по городу, взявшись за руки и улыбаясь солнечной погоде, которую дарил нам май.
– Всё хорошо, Мицугу-сенпай…
– Я же говорил – просто Кизоку, – поправил я её. Эрика всегда уделяла много внимания соблюдению правил этикета, боясь показаться невежественной.
– Да, конечно…В клубе всё, как всегда. Читаем книги, некоторые пишут.
– Как там Клечек-кун?
– Ах, Эрнст, – она с тоской вздохнула. – Получил отработку за опоздания, сейчас он пока не приходит.
– Он всё такой же?
– Да, за год совсем не изменился. Устроил скандал в дискоме, из-за чего даже выгнали одного из его членов.
– За скандалы обычно не выгоняют, ведь отбор в комитет довольно строгий. Видимо, Клечек-кун вскрыл какие-то нарушения или больную мозоль.
– Я не особо в курсе этого, просто было объявление по школе. Клуб журналистики тут же выпустил статью, в которой разбирались особенности работы комитета. Наверное, им бы хотелось
– Разумеется. Обычно диском решает свои дела тихо и в тесном кругу, так всегда было. Но объявление об исключении – это уже шумиха. Кто-то сильно опозорил их, – говоря на эту тему, я потерял всё радостное настроение. Да уж, такие дела никогда не радуют. И то, что Эрнст Клечек разозлил осиное гнездо, было лишь подтверждением, что он всё такой же, как всегда.
Сколько я его помнил, он никогда не отличался ни дружелюбностью, ни улыбчивостью. Он приходил в клуб, доставал тетрадь с записями и уходил в них с головой, делая пометки и что-то набрасывая. Иногда он обращался с вопросами к нашему куратору, иногда ко мне, но общение не было его сильной стороной. Периодически я заглядывал в его тетрадь, читая его переводы с немецкого на японский. Он переводил идиомы, афоризмы, цитаты из разных областей искусства. Словно пытался привести свой способ мышления в равенство с нашим. Кроме того, драм кружок пару раз заказывал у него сценарии для постановок в европейском стиле, он с удовольствием брался за работу. И надо сказать, что постановки выходили довольно удачными. Но, несмотря на это, Эрнст редко общался, порой игнорировал вопросы к себе, не начинал диалоги первым. А во время перемен его часто можно было обнаружить бродящим по школе без дела с наушниками в ушах. Компаний он всегда сторонился, предпочитая уединение. Если и делал что-то, то ровно то, что надо, и ровно столько, сколько требовалось. Быстро, качественно и точно. Меня всегда удивляло, как такой холодный и выверенный человек может заниматься литературой. Что он чувствует, читая книги? Какие образы видит? Он не был похож на вдохновлённого мечтателя, который смотрит в небо. Он всегда смотрел себе под ноги, сгорбившись в плечах.
– Куда Эрнста определили на отработку? – интересуюсь я, всё ещё думая об этом юноше.
– В библиотеку. К Хироши-тян.
– Интересно, – я вспомнил первокурсницу, которая всегда помогала в библиотеке. Если и могло ей не повезти, то, наверное, только так. Добрая и открытая девочка, которая с восторгом воспринимала свою работу, встретилась с таким жёстким человеком, как Эрнст-кун. – Но, может быть это и к лучшему…
– Думаешь?
– Да. Конечно, Хироши-тян будет трудно с ним, но, возможно, что именно она покажет Клечек-куну, что люди не желают ему зла, а даже способны на добро.
– Мне его немного жаль, если честно, – с грустью произнесла Эрика, смотря в сторону деревьев, что возвышались по правую руку. – Ему тут плохо, но это, по большому счёту, не его вина, а просто стечение обстоятельств. Все его действия, что он с таким усердием предпринимает – это попытка выживать в тех условиях, которые он считает враждебными. Причём, в полном одиночестве. Даже меня он воспринимает лишь в той степени, в которой я говорю с ним на немецком. Словно японский ему противен.
– Он любит свою Родину и родной язык, – пожимаю плечами я. – Но он всё равно пытается привести два мировоззрения в равновесие в своей голове. Но то, что ему трудно, и то, что он один, это правда. Может быть поэтому мне кажется, что общение с Хироши-тян будет для него хорошим способом понять, что и в Японии можно завести друзей и общаться с людьми на равных.
– Если только он захочет этого. Вполне может быть, что он просто отработает наказание и вернётся в свой обычный ритм.
– Присмотри за ним, Эрика, – попросил я. – Эрнст-кун неплохой парень, у него есть голова на плечах и человечность, хотя он старательно её скрывает. Ему трудно, и это длится уже второй год. Не хотелось бы, чтобы он попал в неприятности из-за того, что ему не хватит сил или он начнёт враждовать с окружающими.
– Хорошо, я постараюсь. Мне и самой грустно смотреть на то, как он не может примириться с миром.