Калейдоскоп.В Игре брода нет(Водовороты Игры)
Шрифт:
– Я просто - теперь Ай уже не стонал, а похрюкивал.
– Я просто представил, как
– Ну!
– грозно топнула ножкой девчонка.
– Сейчас - он сел в кресло, закрыл глаза, и тут его накрыл новый приступ хохота.
– Я представил - Айверин набрал воздуха в грудь и выпалил.
– Лежит, значит, граф Миклош в своей кровати, в одних подштанниках, зовет Эвелину: "Любимая, приди, я жду тебя, сгорая от страсти!" и одеяло так в сторону откидывает. А тут в комнату входит графиня Алдирабэль: "Милый! Вот она я - твоя любовь! Бегу к тебе!". Разбегается
Теперь веселились все, даже Бумер на подоконнике ржал, хоть и был на данный момент котом.
– Но это ещё не конец истории, - заявил хитрец.
– Кровать-то оказалась прочной!
– Чугунной!
– хихикнула Лера.
– Я бы сказал "чугуниевой"!
– добавил я, припомнив представления деревенских жителей о прочности металлов.
– Хорошо, - хихикнул Ай.
– Кровать оказалась прочной, чугуниевой, а вот пол
После этого мы уже говорить не могли, совсем, долго
Отдышавшись и вытерев слёзы полотенцем, я решил-таки прояснить ситуацию с нашим проживанием здесь.
– Может, ты уже объяснишь нам, дорогая сестрица, - спросил я, устраиваясь поудобнее на кровати, - как ты собираешься обманывать графа Миклоша?
Лерка схватила подушку и устроилась у меня под боком:
– Ага, нам очень интересно, - пискнула она, - что там у тебя за штучка.
– Сейчас покажу, - ответил мошенник и, задрав юбку, начал снимать надетые под ней женские подштанники.
В первую секунду я даже в ступор впал он его бесстыдства. Он сбрендил, да?
– Айверин, придурок!
– заорал я, очнувшись, и закрыл своей ладонью Лере глаза.
– Рехнулся?! Здесь же дети!
– Ах, да!
– хихикнул тот, продолжая своё грязное дело.
– Я и забыл, что ты ещё маленький!
– Идиот!
– ещё больше разозлился я, борясь с девочкой, пытающейся отодвинуть мою руку.
– Прекрати сейчас же! Здесь никого твоя штучка не интересует! Здесь извращенцев нет!
– Да?
– захлопал ресницами этот гад.
– А я и не знал!!
Теперь Ай возился с резинкой своих голубых в ромашку трусов, панталоны он, к счастью, не снял, только приспустил.
– Ой, какие трусики симпатичные!
– захихикала Лерка, которой наконец удалось сбросить мною ладонь.
– А то ж!
– самодовольно ответил Айверин.
– По специальному заказу шили! Вот!
– он торжественно шлёпнул на кровать рядом с нами кусок какой-то атласной чёрной тряпки с вышитой белой загогулиной.
– Это и есть моя штучка!
Девчонка протянула руку, собираясь взять это, но я, хлопнув ей по пальцам, велел:
– Не трожь гадость! Ты что не видела, откуда он её достал!
– В отличие от тебя, - улыбнулась хайта, - видела. Он её в резинке от трусов прятал, - и пояснила, - ну там где разрез, в который резинку вдевают.
– И что это?
– уже спокойнее спросил я.
– Думаю, артефакт!
– горделиво выпрямился и поправил юбку Ай.
– Этот клочок?!
– Ага. Я тоже не сразу понял, что это его рук нитей дело. Если хотите,
– Хотим!
– усиленно закивала Лера и откинулась назад, используя моё плечо в качестве подголовника кресла.
– Слушайте. Только невесёлая эта история, - вздохнул Айверин.
– Поймали, поймали!
– кричали вездесущие мальчишки.
– Вечером казнь!
– оживлённо шептали друг другу мужички в кургузых тулупах.
– Опять под утро из кабака пьяные приползут! Отмечать будут!
– вздыхали бабы.
Паренёк лет семнадцати, зябко кутаясь в коротенькую лёгкую курточку, рассматривал последнее, что он увидит в своей не очень-то и длинной жизни - эту грязную площадку посреди деревни, которую жители гордо именуют "центральной площадью". А само небольшое поселение, домов на сто, где его скоро казнят, носит звучное название "город Сотмар". Как же глупо всё получилось Ну кто ему мешал пройти тогда мимо, тогда, на лесной дороге? Сделал бы вид, что не узнал Лимара, ну и что, что родич, виделись-то всего пару раз в жизни. А ежели остановился и заговорил с дядькой жены брата своего папашки, ну кто мешал, тут же распрощаться и пойти дальше? Зачем-то с ними на заимку поперся. Думал переночевать, да утром в путь отправиться. Не получилось
Утром нагрянули стражники, тихо подкрались, незаметно, не иначе навёл кто - всех повязали. Пока вели через лес, один из конвоиров сдёрнул с парня тулуп, заявив, что мертвецу он уже не понадобится. А тулуп, между прочим, добротный, тёплый, выторгованный почти задарма месяц назад на Ярмарке. Честно купленный на собственные, между прочим, денежки, честно заработанные от продажи безделушек, что он в разрушенном городе нашёл. Поранился он тогда, во время этой вылазки, сильно поранился: что заработал, то на лечение и потратил, почти всё ушло. Тайничок, правда, остался, там же, в развалинах, только нарфы рядом логово себе устроили, не добраться до закладки пока, тут помощник нужен, оружие. Хотя уже и не нужен: за шесть часов даже при его ловкости и везучести, почему-то отказавшей, удрать не успеешь - камера охраняется, словно и не сарай это, гномье золотое хранилище: стражники туда-сюда ходят, стерегут. Ещё бы, неуловимую ватагу Лимара поймали, ту, что уже несколько лет на все окрестные села да деревни страх наводила. Нет, ну разве похож он на ватажника? Приговорённый посмотрелся в старое треснутое зеркало, валяющееся в углу у стены - обычный, вроде, мальчишка, щеки только немного впали, да круги тёмные под глазами (последствия недавней болезни), но лицо чистое, без щетины и шрамов, и зубы целые, и одежда, хоть и заштопанная, но и не совсем старьё. На чёрных волосах, словно седина, лежат снежинки и не собираются таять (в этом аражевом сарае ненамного теплее, чем на улице). Нет, не похож он на ватажника! Но господину зейту, что устроил показное судилище прямо на "центральной площади", паренёк ничего не сказал: доказательств у него нет, кончились доказательства - последние на покупку тулупа ушли.