Калейдоскоп
Шрифт:
— Нет, пожалуйста… не надо… пожалуйста… остановитесь!
Но доктор лишь произносил какие-то успокаивающие слова. Останавливаться было уже поздно. Медики должны были закончить начатое дело.
— Уже почти все, Хилари. Потерпите еще чуть-чуть. Доктор снова склонился над ней.
— Нет… пожалуйста. Я не могу этого вынести… Не хочу… Ребенок…
Она была на грани обморока, все ее тело сотрясали конвульсии.
— У вас еще будет куча детей… Вы молоды. Родите себе желанного малыша.
Доктор снова попросил ее расслабиться.
Хилари теперь знала, что для нее это означает
Так продолжалось безумно долго. Наконец наступила тишина.
— Ну вот, скоро я перестану вас мучить, — сказал врач, и Хилари почувствовала, как он выскабливает то, что в ней еще оставалось, но ребенка там уже не было…
Двух любимых сестер у нее отобрали, а этого ребенка она убила сама. Хилари в ту минуту могла думать только об этом. Ею овладело желание умереть вместе с малюткой. Теперь она была убийцей, подобно своему отцу. Ее отец убил собственную жену, а она убила собственное дитя.
— Ну вот, теперь порядок, — раздался ненавистный голос.
Врач и сестра извлекли все свои инструменты. Хилари, привязанная, не переставала дрожать. Ей казалось, что она истекает кровью, но ей было уже все равно, она готова была даже умереть и в душе надеялась на это.
— Отдохни немного, Хилари.
Доктор заглянул ей в лицо, похлопал по плечу и вышел, громыхнув дверью, а Хилари, рыдающая, осталась в процедурной одна.
Вернулись медики лишь через час, вручили ей мокрое полотенце и перечень рекомендаций. Если бы кровотечение показалось ей слишком сильным, следовало им позвонить, вообще же нужно было только в течение суток соблюдать постельный режим. Итак, все закончилось.
Одевшись, Хилари неверным шагом вышла на улицу, поймала такси, назвала водителю свой адрес и с ужасом поняла, что уже шесть часов вечера. Она пробыла у врача более пяти часов.
— В чем дело, леди, вы больны?
Хилари выглядела ужасно, это заметил даже таксист, несмотря на сумрак: под глазами залегли круги, лицо побледнело и осунулось, тело сотрясал озноб. Она лишь кивнула в ответ и, стуча зубами, произнесла:
— Да… У меня… грипп…
— Сейчас многие болеют, — ухмыльнулся шофер и подумал, что эта девушка, наверное, очень симпатичная, когда здорова. — Ну что ж, тогда не будем с вами целоваться.
Хилари попыталась улыбнуться, но не смогла. Ей казалось, что она уже никогда никому не сможет улыбаться. До улыбок ли ей было? Ведь она только что убила своего малютку.
Приехав домой, Хилари забралась в постель, даже не раздевшись, и проспала так до четырех утра. Разбудили ее болезненные спазмы, но доктор предупреждал о подобных последствиях. Она пережила аборт и знала, что никогда его не забудет.
В понедельник она, бледная, изнуренная, отправилась в офис и вернулась вечером с охапкой бумаг. Хилари собиралась с головой уйти в работу, чтобы забыться и ничего не чувствовать.
Так она и поступила — работала как машина в течение шести следующих месяцев, потом еще на протяжении года, удивив всех в телекомпании Си-би-эй. Сотрудники относились к ней с восхищением, но
— По-моему, это ужасно, — говорила в день ее тридцатилетия одна из молодых секретарш своей подруге. — Она живет только работой, и не дай бог оказаться у нее на пути. По крайней мере, так люди говорят. Лично я ее боюсь.
Подруга согласилась, и обе пошли в туалет посплетничать о двух новых сотрудниках редакции новостей. Хилари и к этим темам была безразлична. Казалось, что ее не интересует ничто, кроме работы, карьеры и служебных вопросов.
В тридцать два года она стала вице-президентом, в тридцать девять — третьим лицом в телекомпании, и ! никто не сомневался, что близок день, когда Хилари займет в ней высший руководящий пост. Ведущие газеты — «Нью-Йорк тайме» и «Уолл-стрит джорнэл» публиковали материалы о се успехах.
Хилари Уокер добилась своей цели.
Глава 13
Артур Паттерсон был совершенно подавлен, когда вышел на Парк-авеню после посещения врача. Он не был удивлен, он этого ожидал и все-таки… втайне надеялся на другой диагноз. Правда, боли были уже очень сильными, таблетки почти не помогали, но все равно он пытался себя убедить, что это не та болезнь.
Дойдя до угла, он остановился перевести дыхание. Была только половина пятого вечера, но Артур уже совершенно выбился из сил, боль разрывала ему грудь, душил кашель. Какой-то прохожий остановился и поинтересовался, не надо ли помочь, однако Артур, кое-как справившись с кашлем, взял такси и поехал домой.
По пути он все думал о том, что сказал врач, о его страшном диагнозе, и рассуждал про себя: «Видно, другого я не заслужил. Что ж, мне почти семьдесят два… я прожил полноценную жизнь… более или менее полноценную…»
Марджори умерла три года назад, Артур присутствовал на похоронах и очень удивился, узнав, что она всего несколько лет назад второй раз вышла замуж за бывшего конгрессмена. Стоя тогда в сумраке церкви святого Джеймса, он задавал себе вопрос, была ли она удовлетворена своей жизнью, была ли когда-нибудь счастлива?
И вот теперь он тоже умирает. Странно, но это его не пугало. Он лишь сожалел, что так мало после себя оставит миру — лишь адвокатскую практику, которая значительно сократилась в последние годы, хотя он по-прежнему ежедневно ходил в контору, во всяком случае, когда достаточно хорошо себя чувствовал.
Артур понимал, что его компаньоны будут единственными, кто заметит его отсутствие, да еще секретарша — ее наверняка просто передадут другому адвокату.
Швейцар помог ему выйти из такси. В лифте Артур, как обычно, поговорил с лифтером о пустяках — о ранней жаре, результатах бейсбольных матчей. До квартиры добрался крайне утомленный.
Мысль о скорой смерти не оставляла его. Скоро все будет кончено…
Войдя в гостиную, Артур расплакался. Почему-то ему вспомнилась Соланж… Соланж с ее огненно-рыжими волосами и изумрудными глазами… Он ее так сильно любил, но это было так давно. «Увижу ли я ее после смерти? — думал он. — Существует ли загробная жизнь?.. Рай и ад, как мне говорили, когда я был еще мальчиком?..»