Калифорния - Мы Идем!

Тепляков Юрий

«Ну и падре…,» — подумал юноша, осмысливая сказанное. — «Скор на руку, и слово у него не расходится с делом. И когда только успел все провернуть?». Хотя этот план его жизни в ближайшие несколько лет давно оговорен и принят им, все случилось неожиданно быстро.

Отец Уильям угадал ход его мыслей, и продолжил дальше.

— Все это было решено во время нашего визита в Сан-Франциско. Быстроходное судно Тихоокеанской эскадры повезет почту в Нью-Йорк и Вашингтон. На этом судне мы дойдем до Панамы и пересечем вместе с морскими пехотинцами и курьером

перешеек, где нас будет ожидать другое судно. Таким образом, ты сможешь приступить к занятиям в Академии не позже конца следующего месяца.

Падре говорил, а остальные мужи только кивали головой в знак серьезности положения. Не сказать, что услышанное потрясло парня, все давно было им решено и обдумано со всех сторон.

«Да и звезды складываются как-то удачно, ведь Дженни сказала, что через год-два вернется в Нью-Йорк. Со всех сторон неплохо…»

И тут же в голову полезли мысли, как тут без него будут справляться наставники с Морриган и с сестрами.

Продолжил Сэтору, и сказал в тему.

— Не переживай за нас! Мы справимся. В доме добавились Морриган с дочками. Когда ты закончишь учебу и вернешься, застанешь совсем другую картину.

— А вернешься ты обязательно, это я обещаю! — поддержал японца отец Уильям. — На Калифорнию у правительства большие планы, и скоро нужны будут образованные люди, чтобы поднимать эту землю. Она станет самой богатой, самой красивой и самой здоровой страной в мире. Потом ты узнаешь больше.

— Насчет обеспечения не думайте беспокоиться! — обратился Уильям к наставнику. Я знаю, что вы далеко не бедные люди, хоть и держитесь скромно, но обо всем позаботятся фонды Ватикана на местах и юноше ни в чем не придется себе отказывать. В разумном смысле, конечно…

— Ты не против? — на всякий случай спросил Сэтору, закругляя беседу.

— Баран-бе, баран-бе! Будь покорен своей судьбе! — совсем не к месту произнес отец Салливан, который до этого больше молчал. Но серьезную атмосферу немного разрядил.

— Да. Готов хоть завтра!

— Завтра не надо! — добавил неожиданно повеселевший отец Уильям. — Проведи эти два дня до отъезда с родными. И с Ханной не забудь попрощаться. Мне обещали, что тебя освободят от ночных дозоров…

Некоторое оцепенение, охватившее юношу с началом разговора, после этих шуток пропало. Все четверо дружно поднялись, святые отцы немного размяли затекшие ноги, и через темноту прошли на свет, к костру, где не прекращались разговоры и веселье.

Рано утром, Айвен с наставниками прошел мимо большого сарая-блокгауза, где могли поместиться все лошади, и наскоро устроенного большого загона из жердей, куда на ночь загоняли волов, продолжавших трудиться теперь на строительстве. Они с рассветом направились к берегу океана, где был пологий пляж, и отрабатывали бой с ножом. Сегодня наставники не изводили его долгими повторениями, поскольку все известное было отработано юношей до автоматизма, а показывали новое. Потом просто сидели у берега, общаясь перед расставанием.

Когда за завтраком Айвен сообщил

Морриган и сестрам о скором отъезде, по ее реакции он понял, что она все знала. Нора приняла новость спокойно, а Дарина не смогла сдержать слез и убежала вместе со щенками с глаз долой, не доев свою порцию. Ее не стали останавливать или ругать. Ведь женские слезы — как утренняя роса, быстро проходят, как говорил его младший наставник. Просто обсудили, что нужно приготовить в дорогу, и отправили его на дневное дежурство, которое он сегодня проведет в паре с Генрихом, единственным сыном Августа и Урсулы Браун, молчаливым и спокойным юношей.

Сменившись поздно вечером, Айвен поужинал и некоторое время просто сидел у кухонной палатки, наслаждаясь тишиной и теплом сентябрьского вечера.

— Эй, юноша! — крикнула от изгороди, идущей по фронту их участка, Ханна. — пойдем пройдемся немного. К пляжу!

Почему нет? Другого случая может и не быть. Она все знает, как и остальные в их поселке. Весть о его отъезде разнеслась очень быстро. Весь день он разъезжал на своей кобыле в дозоре вокруг их поселения, и наслышался много хороших и теплых слов от людей, которые стали ему близки за этот год.

Перед океаном остановились у большой сосны на краю обрыва к пляжу. Океан был спокоен. Кто-то успел перекатить сюда несколько напиленных чурбаков, чтобы любоваться видом. Уселись рядом в полной темноте и молчали. Первой нарушила молчание Ханна:

— Айвен, а Айвен?

— Что, дорогая?

— Я замуж хочу!

В первую секунду у него не нашлось, что сказать на это заявление. Немного помолчал, пока не почувствовал, что совершенно спокоен.

— Да не за тебя! Не волнуйся так! — прыснула себе в ладонь Ханна. — Родители мне нашли жениха! Там, в Сан-Франциско, куда вы ездили с моим отцом. Это сын его торгового партнера. Пока видела только его портрет.

«Фух!» — при этих словах он окончательно успокоился. Девушка по прибытии превратилась в завидную невесту. Да еще с таким приданым, как у ее отца.

— Что ж! Мои наставники говорят так: «в Японии считают, что в браке не стоит полагаться на чувство любви, и только родители знают, как устроить его». Где-то так…

Потом вполне серьезно прибавил:

— Я очень рад за тебя. Мне и так все время везет в жизни, пусть повезет тебе. А эти месяцы и тебя я буду вспоминать до глубокой старости.

Тут Айвен вспомнил первый разговор Ханны с матерью и отцом, а его — со святыми отцами. Тогда родители Ханны продемонстрировали славный пример семейного общения, разобравшись в ситуации без скандала и приняли лучшее решение из всех худших, позволив дочери и дальше встречаться с юношей.

На следующий день Сэтору опять отправил его на дневное дежурство в охранении. «Отдавать последний долг обществу, которое занято обустройством на новом месте», — как он выразился. А в пару к нему поставил самого отца Салливана. Они весь день то шагом объезжали округу в своем секторе, то останавливались, чтобы поесть или размять ноги.