Калигула. Тень величия
Шрифт:
— Чего? — с замиранием сердца спросил Германик.
— Того, что наш император без ума только от одной женщины в мире.
— Друзиллы? — наивно спросил юноша. Ирод погрустнел:
— Нет, от своей умершей жены. Юнии Клавдиллы. Я был знаком с ней. Ладно, ложись спать, — Агриппа хотел сменить тему, но юноша не отставал от него. — Ладно, в другой раз я расскажу тебе об этой роковой красавице. Ее смерть едва не ввергла Рим в пучину хаоса и безумия. А может, — добавил он еле слышно самому себе, — и ввергла.
Почти рассвело, когда в доме скрипнула
Триклиний занавешивали драгоценными тканями, драили мозаичный пол. Искусные мастера закончили выкладывать его только неделю назад. Мозаика была гордостью главы дома, немалые деньги вложил он в этот заказ, но оно того стоило. Теперь пол в триклинии превратился в океан, где посредине на троне восседал грозный бородатый Нептун, а вокруг него резвились наяды, пышнотелые и грудастые, в кольце диковинных рыб и морских чудовищ. Хозяин дома, стоя посреди этого великолепия, мучительно раздумывал как бы так расставить столы и ложа, чтобы не закрыть эту красоту от взора приглашенных.
В суматохе никто не заметил, что хозяйские дети провели ночь вне дома и только что тайком пробрались обратно. Правда, одна из рабынь давно уже подсмотрела, как брат и сестра предаются разврату при каждом удобном случае, но из опаски быть отравленной молчала. Ей, как случайно посвященной, отныне вменялось охранять их покой и держать заднюю калитку открытой, когда они выбирались из дома по ночам.
Феликс и Мессалина, прежде презиравшие и не выносившие друг друга, теперь, к радости родителей, отлично ладили друг с другом… Домиция Лепида и Сулла Лукулл не могли не удивляться, почему дети так сблизились и не расстаются ни на миг. Знали б они, какие страсти кипят в их головках и какую бурю страстей скрывает невинное выражение красивых лиц.
Вот и этим утром мать, заглянувшая к дочери пожелать ей доброго утра, опять застала ее вместе с братом уплетающими вкусный завтрак. Лепида поцеловала курчавые макушки любимых детей и присела с ними перекусить.
— Ваш отец хлопочет спозаранку, встал с первыми петухами и лично всем распоряжается, — сказала матрона с улыбкой. — Но и вы что-то сегодня пораньше открыли глаза. Неужели суета в доме и вас разбудила?
Мессалина томно потянулась и зевнула, показав розовый язычок. Знала бы мать, что они еще и не ложились, а перед ее приходом едва успели остудить разгоряченные от любви тела.
— Я и забыла, что сегодня наш дом посетит Гай Цезарь, — промурлыкала девушка, откинувшись на подушки. — Надеюсь, нам позволят присутствовать на обеде как взрослым, а не заставят, как в прошлый раз, исполнять хвалебные песни в коротеньких туниках, чтобы гости умилялись хозяйским чадам. Это было ужасно, щеки мои до сих пор пунцовеют от пережитого стыда. Меня больше раздевали взглядами, нежели слушали.
— И меня, кстати, тоже, —
— Нет же! Все было не так! — вскричала возмущенная мать, хотя не могла не признать правоту детей. — Но можете быть спокойны, больше этого не повторится.
— Слава Минерве, а то я уже позабыла все слова этих глупых песен! — ответила Мессалина.
Тая усмешку, Лепида вышла. А Валерия и Феликс вздохнули с облегчением и принялись обсуждать детали плана. Именно этот вечер казался им наиболее подходящим, оставалось лишь определить, кто в доме выступит козлом отпущения, когда пропажа денег будет обнаружена.
Отец и сын Вителлии прогуливались по Священной дороге, то и дело останавливаясь, чтобы поприветствовать знакомых или принять чье-либо прошение.
— Говорил же тебе, отец, — всякий раз замечал Авл, — что надо было ехать в Саллюстиевы сады. Там бы мы смогли побеседовать без помех.
— А куда торопиться, сынок? — добродушно отвечал Луций. — Мы — хозяева Рима благодаря дружбе с Калигулой. И мне льстит всеобщее поклонение. К тому же у меня дела в базилике Юлия. Там сегодня слушается дело нашего дальнего родственника, и он просил меня свидетельствовать в его пользу. Как я мог отказать, если он принес мне огромный мешок сестерциев? А ты знаешь, что нам скоро придется выступить эдилами игр Аполлона, и деньги за такую ничтожную малость никак не помешают, когда впереди столько приятных растрат. Не знаю, как ты, а я в свой день собираюсь поразить Рим.
— Поделился бы идеей, отец! — ворчливо сказал Авл.
— Ну уж нет! Я долгое время вынашивал ее в себе! А если тебе не хватает фантазии. Обратись к профессионалам, которые зарабатывают этим себе на жизнь. Но не экономь, как обычно. Наш император не любит скупцов и обожает роскошные праздники. Кстати, сын, я намедни договорился о твоей помолвке.
Авл резко остановился, будто запнулся о камень. Прохожие посмотрели на него с удивлением. А отец, как ни в чем не бывало, продолжал идти вперед. В несколько гигантских прыжков Авл догнал его и потянул за тогу.
— Ты сказал, что договорился о моей помолвке? Ты с ума сошел! Я не намерен жениться, когда тебе вздумается. Я сам выберу себе невесту, когда решу, что время пришло! — возмущенно кричал Авл, нимало не заботясь, что привлекает внимание праздношатающихся.
Луций с невозмутимым выражением лица делал вид, что выкрики сына его не касаются. Наконец он снизошел до ответа:
— Это не обсуждается, сын мой! Поверь мне, я сделал хороший выбор. Петрония — девушка достойная, ее отец — консуляр и дает за ней огромное придание.
Крики Авла переросли в визг к восторгу невольных слушателей.
— Петрония? Так вот, значит, кто станет моей женой? Самая уродливая невеста Рима! Кажется, так ее прозвали? Да о ней песенки распевают на улицах, что вот чуть-чуть подожди, милашка Петрония, и придет к тебе посвататься сам Силен! Какой позор! О Юпитер Громовержец! Почему ты не поразил меня молнией при рождении! Да лучше умереть, чем пережить этот стыд! Да я столько вина не выпью, чтобы разделить с ней ложе! И думать забудь об этом, отец!