Калигула. Тень величия
Шрифт:
Мессалина приподняла припухшие веки.
— Мне больно, Германик, — простонала она. — У меня все горит огнем там, внизу. Что он сделал со мной?
— Прости меня, любимая, — прошептал Гемелл со слезами на глазах. Его рука накрыла ее тонкую ладошку. — Я виноват в том, что сотворило с тобой это чудовище. Я вырву сердце из его груди и скормлю псам. Клянусь Юпитером!
— Я сама, — произнесла девушка, с трудом шевеля распухшими губами. Мелькнул острый кончик язычка. — Сама убью его! Я отомщу!
Германик сжал ее пальцы.
— Мы сделаем это вместе, любимая. И даже
Мессалина слабо откликнулась на его пожатие, но силы быстро оставили ее, и она впала в забытье.
XXIX
Энния Невия была настроена решительно. Она давно уже заметила, что с мужем творится что-то неладное. Охватившая его апатия после смещения с поста префекта претория и номинального назначения наместником Египта сменилась бурной деятельностью. Он подолгу запирался в таблинии, рабы сжигали много испорченного пергамента. Странные посетители, облаченные в глухие плащи с низко надвинутыми капюшонами, сновали бесшумно ночной порой по дому. Энния могла поклясться, что часто слышала звон фалерн из-под плащей, а иногда мелькал кончик белой тоги с пурпурной каймой.
И сегодня утром она решила наконец выяснить, что затеял ее муж. Она вошла в таблиний, оттолкнув раба, пытавшегося предупредить хозяина.
— Неужели я для тебя стала посторонней, Невий Серторий? — сердито спросила она. — Мне показалось, твой раб был исполнен намерения не пускать меня сюда.
Макрон поднял на нее воспаленные глаза и тяжело вздохнул:
— Что тебе нужно, Энния? Денег?
Две слезинки из обиженных глаз прочертили на ее щеках быстрые дорожки.
— Нет. Всего лишь твое внимание, мой муж, — с нажимом произнесла она последнее слово. — Ты занят чем-то противозаконным и держишь меня в неведении. Но это трудно не заметить. Что происходит? Пора тебе держать передо мной ответ.
— Это небезопасно, моя дорогая. Зачем тебе лезть в мужские дела? — Макрон с досадой перевел взгляд с ее лица на недоконченное послание. Рука его потянулась к стилю. — Тебе лучше вернуться к домашним делам.
— Значит, Валерия Мессалина может быть замешанной в ваши мужские дела, а я нет?! — с вызовом крикнула она. — И почему этот юноша Фабий Астурик привез ее именно в наш дом? Кто довел ее до такого состояния? И, самое интересное, почему и ты, и она называете его совсем другим именем?
— Ты суешь нос не в свои дела, Энния! — возмутился Макрон.
— Ты все еще мой муж! И я всегда буду рядом, хочешь ты этого или нет, Невий Серторий! И я не боюсь опасностей! Кому, как не мне, ты можешь довериться? Видят боги, я никогда не предавала тебя!
Макрон язвительно усмехнулся, и Энния покраснела, но не стала оправдываться и даже не опустила глаза.
— Я себя предавала, но не тебя! И ты обещал, что никогда не напомнишь мне об этом! Ты сам говорил, что мы должны быть едины. Так почему ты сейчас решил отдалиться от меня?
Макрон понимал, что жена права. Если заговор не удастся, то ее тоже не пощадят, и знала она что-либо или нет, это будет неважно. Ее сбросят с Тарпейской скалы вместе с ним, как изменницу.
— Хорошо!
Энния тихо ахнула и прикрыла рот рукой.
— Кстати, как она сегодня? — спросил Макрон.
— Уже лучше, — ответила Энния. — Сегодня встала и с аппетитом поела. О, Венера! Бедная девочка! Ее тело — сплошной синяк, но она на пути к выздоровлению. Мазь, которую дал лекарь, довольно быстро затянула все раны. Калигула превратился в настоящее чудовище! Мессалина совсем еще ребенок. Я так понимаю, ее отчим не знает, что произошло?
Макрон отрицательно покачал головой.
— Он и не узнает, к счастью, он сейчас уехал из Рима по срочным делам. Мессалина — настоящая героиня! Она рисковала ради общего дела и добилась успеха. Теперь ничто не препятствует нам осуществить задуманное.
Лепид проснулся, едва солнечный луч скользнул по его лицу. Рядом в катедре дремала служанка. Он недовольно потянулся, распрямляя затекшие ноги, пора бы ему уже встать, несмотря на строгий запрет лекаря. Эмилий осторожно присел, голова уже не кружилась, и спустил ноги на пол. И тотчас перед глазами зароились черные мушки — предвестники обморока.
Лепид глубоко вдохнул, стараясь не поддаваться слабости, и попытался встать. Шаг, еще шаг, и он сможет дойти до двери. Внезапно мрак сгустился перед глазами, и он почувствовал, что падает ниц. Вбежавшая Ливилла едва успела подхватить его и с помощью служанки уложить обратно на ложе.
— Ах, Эмилий, что ты наделал? Тебе же строго-настрого запрещено вставать, — мягко укорила его Ливилла.
— Тебя не было рядом, когда я проснулся, и я решил, что могу сделать тебе приятное, если сам доберусь до сада и принесу цветов.
Ливилла с недоумением посмотрела на него. Эмилий ласково ей улыбался. У нее создалось впечатление, что Лепид повредился в уме, ведь еще вчера вечером он, по обыкновению, был груб с нею.
— Не нужно мне цветов, Эмилий, — устало сказала она. — Я приказала собрать свои вещи, скоро подготовят эсседрий, чтобы я смогла быстрее вернуться в Рим.
— Но ты не можешь бросить меня здесь одного! — встрепенулся Лепид.
— Могу! — твердо ответила Ливилла и потерла рукой глаза. Ей хотелось спать после бессонной ночи. Спину ломило от жесткого узкого ложа, где она провела в любовных утехах с Юлием Лупом немало часов.
— Я хотел бы, чтобы мы вернулись вместе, моя красавица, — вкрадчиво произнес Эмилий. — Присядь рядом, мне нужно сказать тебе кое-что важное.
Ливилла недовольно поморщилась.
— Меня проводит преторианец, к тому же мы поедем днем. И у меня нет времени рассиживаться, я должна зайти к Домиции, чтобы забрать прошение для брата. Ее все еще не покидает надежда, что своими мольбами она заставит цезаря изменить решение по зачислению Саллюстия в коллегию жрецов.
— Я все-таки хочу, чтобы ты выслушала меня перед отъездом. Наш разговор не займет много времени. Прошу тебя, Ливилла, не отказывай мне.