Калиостро

Загадочный граф Калиостро! С тех пор как над Европой взошла его звезда удачи, о нем не переставая пишут книги, сочиняют романы, снимают кино. В 1984 году на наши экраны вышел искрометный фильм Марка Захарова «Формула любви», созданный по мотивам повести А. Толстого «Граф Калиостро», и подзабытое имя Калиостро вновь оказалось у всех на слуху. Под аккомпанемент веселой песенки «Уно, уно, уно, уно моменто!» киношный граф, вознамерившийся соревноваться с самим Господом, выводил формулу любви, выступал в роли оракула, вступал во взаимодействие с магнетическими субстанциями, пробуждал стихии и даже дрался на дуэли, но, увы, во всем терпел фиаско. Но так ли обстояли дела с историческим графом Калиостро?

Надо сказать, подлинному Калиостро в России также не слишком повезло: его таланты мага и алхимика в полной мере не оценили, масонскую ложу он создать не сумел, уехал спешно, и не по своему желанию, а по высочайшему приказу. Правда, ходил слух, что на прощанье изобретательный граф задал всем загадку, над которой до сих пор ломают головы: экипаж магистра

якобы выехал из Санкт-Петербурга одновременно через четыре заставы, и всюду господин Калиостро оставил свой автограф в книге проезжающих. Вот только никто не сообщает, какое имя начертал граф, — ведь их у него было множество, и в Санкт-Петербург он явился под именем «гишпанского полковника» графа Феникса… Да и перо в руки граф брал редко, можно сказать, что и не брал вовсе… И где теперь эти книги для проезжающих с автографом знаменитости, и были ли они… Пожалуй, наиболее исчерпывающую характеристику пребывания Калиостро в России дала Екатерина II: «Он прибыл сюда, назвавшись полковником испанской службы и испанцем по рождению, распустив слух, что он колдун, мэтр колдун, который может показывать духов, и они ему подчиняются. Когда я это услышала, я сказала: прибыв сюда, этот человек совершил большую ошибку; нигде он не будет иметь менее успеха, чем в России; мы не сжигаем колдунов, за двадцать лет нашего правления было всего одно дело по обвинению в колдовстве, и тогда сенат потребовал доставить колдунов, и когда их привели, он признал их глупцами и полностью невиновными. Господин Калиостро, однако, прибыл в момент весьма благоприятный для него, в момент, когда несколько масонских лож, увлеченные принципами Сведенборга, хотели непременно видеть духов; они побежали к нему, ибо он утверждал, что владеет всеми секретами доктора Фалька, близкого друга Ришелье, который некогда посреди Вены заставил Ришелье принести жертву — черного козла; однако, на его несчастье, Калиостро не смог удовлетворить любопытство тех, кто хотел все пощупать там, где нечего ни смотреть, ни щупать. Тогда господин Калиостро начал свои чудесные секреты с исцелением: он утверждал, что извлек ртуть из ноги подагрика, но подлил ртути в таз, куда опустил ноги сего подагрика. Потом он сделал краски, которые ничего не красили, и химические действия, кои не действовали. Потом он долго ссорился с поверенным в делах Испании, который оспаривал его испанский титул и происхождение, а потом открылось, что он едва умел читать и писать. В конце концов, весь в долгах, он скрылся в погребе Елагина, где он столько шампанского выпил и английского пива, сколько мог; однажды, похоже, он превзошел пределы, т. к., выйдя из-за стола, вцепился в волоса секретаря; тот дал ему пощечину; началась драка. Елагин, утомленный этим братом подвальной крысы, и жалобами секретаря, и большим расходом вина и пива, убедил его вежливо сесть в кибитку, а не лететь по воздуху, как тот грозился, а чтобы кредиторы сей экипаж не задержали, он дал ему в сопровождающие инвалида, который с ним и госпожой графиней ехал до Митавы. Вот история Калиостро, в которой есть все, исключая чудесное» 1. [1]

Однако без чудесного не будет графа Калиостро, а останется уроженец Сицилии Джузеппе Бальзамо, авантюрист и шарлатан, который, как и многие его собратья по ловле фортуны, в далеком XVIII столетии колесил по Европе, зарабатывая на жизнь облапошиванием легковерных всеми возможными способами. Единоплеменники Бальзамо из кочевого племени авантюристов передергивали в карты, шпионили, мошенничали, торговали чужими секретами, продавали воздух и полными горстями раздавали обещания. Но если одни, подобно Казанове, про себя смеялись нал незадачливыми покупателями чудес, то другие, подобно Бальзамо, постепенно начинали верить в собственные «чудеса», в свои магические способности и, вживаясь в образ придуманного ими персонажа, отрекались от самих себя и своего подлинного прошлого, заменяя его вымышленной — всегда красивой и таинственной! — историей. Так случилось и с Джузеппе Бальзамо: начав жизненный путь исполненным артистизма мошенником, он завершил его божественным графом Алессандро Калиостро, Великим Кофтой, основателем Египетского масонства, целителем и пророком. Снискав успех под именем Калиостро, авантюрист немедленно отбросил собственное, не всегда приглядное прошлое, сочинил новое и стал так убедительно о нем рассказывать, что, похоже, сам в него поверил. Но главное — в него поверили другие, и с тех пор для многих Бальзамо и Калиостро являются совершенно разными людьми: Бальзамо остался мелким проходимцем, а Калиостро стал великим магом и пророком. История графа Калиостро, растиражированная в многочисленных романах и уснащенная самыми фантастическими подробностями, довольно быстро затмила историю Джузеппе Бальзамо, и если бы не знаменитый роман Александра Дюма-отца «Жозеф Бальзамо, или Записки врача» (1846–1848), настоящее имя Калиостро, наверное, сохранилось бы только в работах историков. Ибо, учитывая тайну, всегда окутывавшую личность графа, любой вымысел о нем и по сей день воспринимается на уровне истины…

Калиостро прославился как алхимик, знаток оккультных наук, прорицатель и целитель. Придуманное им масонство он назвал Египетским, желая подчеркнуть его связь с древними обрядами египетских жрецов, с помощью которых, по его словам, испорченная грехопадением натура человеческая очистится и человек возлюбит Бога и постигнет тайны природы. А избранным, готовым пройти соответствующий обряд, он обещал поистине мафусаилово долголетие. В общем, чародействовал он всерьез, убежденно, с размахом буйной итальянской фантазии. Хотя, как писал в своих «Образах Италии» П. Муратов, «сицилийцы мало похожи на итальянцев, местный диалект представляет собой почти особый язык», а «сицилийский характер полон сдерживаемых страстей, расположен к сосредоточению, к накоплению энергии, разрешающемуся внезапным взрывом» 2. Так, может, действительно, как сказано в «Формуле любви», в год и час рождении Калиостро «произошло извержение вулкана Везувий» и вследствие этого «знаменательного совпадения» часть энергии вулкана передалась магу? На протяжении XVIII столетия Везувий и в самом деле выбрасывал мощные потоки лавы, но среди событий, отметивших год рождения Джузеппе Бальзамо-Калиостро, называют прежде всего чуму, разразившуюся в Мессине, городе, расположенном в двухстах километрах от родины магистра Палермо. «Магистр» — так в «Формуле любви» именуется Калиостро; так будем далее именовать его и мы.

Адепты эзотеризма причислили графа — наряду с Парацельсом, Луллием, Сведенборгом, Сен-Мартеном, Казоттом, Месмером и Сен-Жерменом — к Великим Учителям, время от времени посещающим Европу. Впрочем, содержание миссии Калиостро, которое открыл ему его наставник, великий герметический мудрец Альтотас, по-прежнему является тайной. Преобразуя при помощи каббалистических методов имя Джузеппе Бальзамо, установили, что оно

означает «Тот, кто был послан». Имя же Калиостро выводят из названия ветра, несущего жару из знойных песков Аравии, — caldo austrum. «Я тот, кто я есть», — повторял магистр, давая понять, что посвященным объяснять нужды нет, а профаны все равно ничего не поймут. Всю свою активность, будь то получение алхимического золота или исцеление недужных, он окутывал покровом таинственности, подогревая таким образом постоянный интерес к собственной особе. Ведь, говоря языком современности, в любую минуту мог появиться дерзкий конкурент, готовый отвоевать внимание падкой на сенсации публики. Впрочем, сравниться славой с Калиостро было нелегко, ибо, согласно слухам, страждущие падали перед ним на колени, и он, подобно королю, исцелял их прикосновениями. Посланец неведомых непосвященным сил, Калиостро воистину сумел стать самым громким медийным персонажем XVIII столетия. Стремительности, решимости и отчаянности в характере Калиостро-Бальзамо хватало с избытком. О нем писали все тогдашние газеты от Санкт-Петербурга до Парижа; его внимания добивались самые знатные особы, а французский король Людовик XVI даже приравнял оскорбление Калиостро к оскорблению величеств. Правда, когда магистр оказался причастным к знаменитому делу о похищении драгоценного ожерелья, король изменил свое решение и выслал его из страны.

Природа в избытке наделила Калиостро даром извлекать выгоду из всего пространства вымысла своей эпохи, заставить работать на себя институты и знания, и незнания. Набиравшая силу наука в то время еще была загадочна как магия, ибо мало кто представлял, где проходит граница науки, за которой начинался вымысел. Дойдя до своего предела, знание плавно перетекало в фантазию, мистика превращалась в товар повышенного спроса, а Калиостро обладал поистине чудесной способностью мгновенно откликаться на этот спрос. Ибо век Просвещения нес свет не только философии, но и внутреннего прозрения, что быстро повлекло за собой возрождение алхимии и прочих тайных наук. На фоне упадка авторитета Церкви, роста индивидуального самосознания, размытости границ между эмпирическим и оккультным люди устремились на поиски истины и чуда, ибо и первое, и второе зачастую представлялось явлениями одного порядка. Газетчики с равной убежденностью и восторгом писали и о полетах первых монгольфьеров, и об испытаниях костюмов для пребывания под водой, и о ясновидцах, видящих сквозь землю, и о говорящих собаках. Подписка на создание специальных сапог для хождения по воде (что-то вроде калош-мокроступов) прошла с потрясающим успехом, а в числе подписавшихся значился герой борьбы за независимость Американских штатов маркиз де Лафайет. «Эликсиры молодости» шли нарасхват: Сен-Жермен и Калиостро снабжали ими высший свет, горожанки и селянки довольствовались зельями местных знахарей. Локальным чудотворцам, подобным Розенфельду, Гасснеру или Леону Ле Жюифу, было несть числа. По свидетельству баронессы Оберкирх, никогда еще в светских салонах «розенкрейцеры, адепты, пророки и все, кто к ним относятся, не были столь многочисленны и не имели столь много слушателей. Беседы шли только о тонких материях; они занимали все головы, поражали воображение… оглядевшись вокруг, мы видели лишь колдунов, адептов, некромантов и пророков» 3. Прекрасно чувствуя «свою» аудиторию, Калиостро с присушим ему размахом, используя театральные эффекты и богатый арсенал фокусников, ставил магические спектакли, вызывал стихийных духов, а в случае провала мгновенно списывал неудачу на действие злых сил и всевозможной нечисти. И ему верили, и приходили снова — в надежде услышать заветные слова, познать непознаваемое, проникнуть в тайну, обрести уверенность и смысл жизни. Ибо в своих действах он соединял и магию, и религию, и франкмасонство, то есть сразу три сферы тогдашней духовной жизни. Времена надвигались тревожные, воздух был насыщен электричеством приближавшейся революционной грозы. Низшие сословия глухо роптали, глядя на роскошь и праздность аристократов. Безнравственность уверенно вытеснила из дворцов и салонов нормы традиционной морали. Одни утверждают, что первым грядущую революцию предсказал Калиостро, другие отдают пальму первенства Казотту, а третьи записывают Калиостро в число тех, кто готовил революцию…

Внешне Калиостро производил впечатление человека очень состоятельного: его жилища, кареты и одежда отличались пышностью, лекарства страждущим он раздавал даром, а так как в правильности его денег не сомневался никто, есть основания полагать, что выходили они не из атанора или тигля, а из государственного казначейства и скорее всего вручались графу его состоятельными поклонниками и почитателями. И видимо, дары поклонников, равно как и выручка от продажи всевозможных снадобий, во много раз превосходили стоимость простых составов и небольшой милостыни. Еще одним источником дохода для графа Калиостро являлось Египетское масонство, основателем которого и Великим магистром был он сам, а следовательно, к нему поступали взносы принятых вложу братьев. Предполагают также, что Калиостро тайно получал средства от вольных каменщиков за исполнение неких поручений, связанных с разъездами по Европе, объединить которую стремились тогдашние масоны. Словом, граф ослеплял не только сиянием драгоценных металлов в тиглях, но и роскошью карет, расшитого золотом костюма, сверкающими пряжками, цепочками и перстнями…

Масон и алхимик, маги целитель, принимавший в день едва ли не до сотни больных. Кумир сотен людей, внимавших его бессвязным, но выразительным речам, оставшимся незапечатленными на бумаге, что дало повод утверждать, будто граф был неграмотен… Адепт тайны и одновременно персонаж, растиражированный газетами, слухами и поставщиками новостей, он не вступал в полемику, даже когда из-под пера журналистов выходили не слишком правдоподобные истории его жизни. Внеся солидную лепту в конструирование собственной легенды, он понимал, что любой вымысел способствует укреплению ее фундамента. Побывал во множестве городов Европы, снискал бесчисленное число сторонников и столько же врагов. Говорят, был тайным агентом то ли масонов, то ли иллюминатов, а может, и вовсе иезуитов… Увы, «говорят», «по слухам», «возможно» — все эти слова так и вьются вокруг имени Калиостро…

Джузеппе Бальзамо или граф Калиостро? Авантюрист и шарлатан или носитель тайного знания, известного лишь избранным? Вряд ли на этот вопрос когда-нибудь будет дан точный ответ, ибо там, где есть тайна, всегда найдется простор для фантазии, которую нельзя ни принять, ни опровергнуть… А тайна, окружавшая графа, оказалась столь притягательной, что большая часть литературы, посвященной ему, не только не приближает нас к истине, но, напротив, уводит от нее все дальше, погружая в мир вымысла и заведомо недоказуемых постулатов. Но так как большую часть своей жизни магистр жил вымыслом, то фантазии на тему Калиостро органично вписываются в его биографию.

«Калиостро, непостижимая смесь достоинства и коварства, образованности и невежества, впрочем, великодушный, одаренный увлекательным, хотя и варварским красноречием, способный на энтузиазм, представлявший, наконец, нечто среднее между миссионером и авантюристом» 4. Но за кого бы ни выдавал себя Джузеппе Бальзамо, прославившийся под именем графа Алессандро Калиостро, была в нем некая притягательная чертовщинка. Обладая уверенностью во всем, что он делает и говорит, он энергично наступал на собеседника и, сверкая черными глазами, гнул свое, так что с ним можно было только соглашаться. Наверное, иногда он и сам верил, что наделен даром вечной молодости, что встречался с Христом…