Каллиграф
Шрифт:
– Да! Это она! Она была в «Данило»? Вчера?
– Да. Теперь, когда вы о ней заговорили, припоминаю, что видел ее уже несколько раз. Но вчера она точно провела здесь часа два. Я подумал, ждет кого-то. Она все время поглядывала по сторонам.
В-третьих, я решил встретиться с Карлой.
Хотя Формоза-стрит – короткая улица, она предоставляет широкий выбор мест, где можно пообедать: итальянское кафе, итальянский ресторан деликатесов и итальянское бистро. Конечно, этот выбор нельзя назвать полноценной витриной мировой кухни или точным отражением полиэтничной мозаики современного Лондона. Но тем не менее за последние пару лет я понял, что отличия между этими заведениями
Бистро «Данило» до некоторой степени мой второй дом. Я дружу с его владельцами: самим Дэнни и его женой Карлой, мадонной Маленькой Венеции, [40] которую я обожал и для которой я был готов на все. Темноволосая, почти 50 лет, с высокими скулами, слегка презрительной линией губ, но с безграничным сочувствием и добротой в глазах – настоящая мать, которой у меня никогда не было.
– Привет, Карла.
– Привет, Джаспер. Как дела?
– Отлично.
40
Район Лондона к северу от канала Гранд-юнион, за Кенсингтомским садом.
Она сидела за кассой, курила утреннюю сигарету и читала журнал. В бистро не было посетителей, но из кухни доносилось периодическое бряцание кастрюль: ими гремел шеф-повар Чезаре – носатый карлик, уродливый братец многострадального метрдотеля, красавца Роберто. Я попросил у Карлы чашку эспрессо. Она закрыла кассу и улыбнулась, передвинув сигарету в уголок рта.
Я дождался, когда будет готов кофе, а затем обратился к ней самым спокойным и безмятежным голосом, на который только был способен:
– Карла, ты не помнишь ту девушку, которая сидела здесь вчера и обедала? С такими… эээ… светлыми волосами?
– О, да. Конечно, – на ее лице появилось типично итальянское выражение: наполовину понимание, наполовину сожаление. – Очень хороша. Я ее обслуживала и сказала Роберто вчера вечером, что он должен радоваться, что ему выпала вчерашняя смена, потому что к нам нечасто заходят такие красивые женщины. Она провела у нас часа полтора. Думаю, ждала кого-то. Ты ее знаешь?
– Не совсем, – я на мгновение заколебался. – Карла, послушай, если она снова зайдет – одна – ты можешь позвонить мне?
– По телефону?
– Да, – я одним глотком выпил кофе.
Она рассмеялась:
– Ты такой глупый.
– Так ты позвонишь?
– Ну конечно, если хочешь… ты попытаешься встретиться с ней?
– Да.
Она покачала головой:
– Дэнни говорил мне, что когда Роберто приболел на Рождество и ты помогал нам в ту ужасную субботу, с тобой заходила твоя подружка. Она долго беседовала с Дэнни. Такая симпатичная – кажется Люси? Что с ней случилось?
Я пожал плечами:
– Это было не слишком серьезно.
– В самом деле?
– Да, именно так.
– А эта новая женщина, на которую я должна обратить внимание?
Я улыбнулся, стараясь выглядеть невозмутимым:
– Она – это серьезно.
– И ты, конечно, в этом абсолютно уверен?
– Уверен.
– Ни в чем ты не уверен. Ты ведь с ней даже не разговаривал, – она улыбалась мне одними глазами. – Может быть, ты просто хочешь, чтобы это было серьезно? Возможно, твое «серьезно» не такое уж серьезное. Может, ты просто устал от ragazze [41] ?
41
Девушка (um.).
– Вот, это мой номер телефона – на всякий случай, – я записал его на чеке. – Держи его возле аппарата. И,
– Не беспокойся. Я положу его рядом, на полку, чтобы он не затерялся. – Она взяла листок и посмотрела на то, что я написал. – Как идет твоя большая работа?
– Никак.
– Из-за этой la bella donna [42] ?
– Я могу видеть ее со своего рабочего места. Она приходит в мой сад – более или менее обнаженная.
42
Красавица (um.).
– О… тогда ты должен выбрать другое место для работы. Перенеси стол в соседнюю комнату.
Я вздохнул:
– Это означает, что придется перетаскивать все, что находится у меня в студии, Карла: и доску, и чернила, и перья, и…
– Чем красивее женщина, тем больше неприятностей она приносит, Джаспер. Всегда так. Это жизнь. Бог желает, чтобы красота была связана с проблемами.
8. Диета любви
43
Перевод А. Богословского.
Когда я вернулся к рабочей доске, все надежды на размеренную плодотворную работу были потеряны. Но я был намерен выдержать жесткое напряжение. Чтобы выжить, я спланировал новый режим дня. Я уповал на то, что небо останется серым, но – как только появится солнце – я переключусь на наблюдение за своей Венерой. После каждого написанного слова я буду отрываться от работы и становиться коленями на табурет, выглядывать из окна и тщательно осматривать весь сад. Затем, к концу строки, я позволю себе более подробную рекогносцировку: я либо пойду в гостиную, чтобы изменить угол обзора и сканировать квадрат за квадратом, наваливаясь на карниз (якобы для того, чтобы подстричь своевольно разросшуюся мяту, сплетавшуюся с базиликом или тянущуюся к запущенному эстрагону); либо опушу жалюзи в студии, встану на табурет (лучший обзор открывался, если выпрямиться во весь рост) и буду смотреть в щелочку. А однажды, возможно, мне удастся заметить, как она выходит из сада или идет мимо по улице, направляясь к дому, и тогда я смогу убедиться, что она живет в доме напротив.
Чтобы дать вам представление о том, как действовал мой метод, придется сказать, что исполнение второй и третьей строк стихотворения «Диета любви», которое следовало за «Воздухом и Ангелами», проходило примерно так: О(взгляд из окна), как(взгляд) громоздко(взгляд) неуклюжа(взгляд) моя любовь(взгляд – ну, что же, иногда я могу написать два слова подряд; перо в сторону, проход в гостиную, ложусь на карниз, и смотрю, смотрю, смотрю). Назад в студию. Теперь(взгляд из окна) мне(взгляд) предстоит(более длительная проверка, поскольку строка кончилась). И так далее.