Каллиграф
Шрифт:
Я поступаю так.
В половине двенадцатого откладываю перо и звоню Карле, в бистро «Данило».
– Привет, Карла. Это я, Джаспер. Хорошо провела отпуск?
– Да, очень славно, спасибо. Повидала детей сестры, и я впервые ходила на футбол, болеть за «Рому». Надеюсь, в этом году мы выиграем. Игра на большом стадионе выглядит поразительно. И солнце было все время прикрыто облаками. Я так не хотела возвращаться в Лондон. Я сказала Дэнни, что мы должны открыть новый ресторан в Италии и покончить здесь со всеми делами. Но он утверждает, что в Италии все умеют готовить
– Хорошо.
– Меня здесь не было, так что я не смогла посмотреть, появлялась ли девушка, но, – в ее голосе чувствуется улыбка, – Роберто сказал мне, что тебе не нужно ничего рассказывать, ты сам все про нее теперь знаешь. Ты пил с ней кофе у нас – это всем известно. Вы сегодня вместе придете обедать?
– Нет, не сегодня, – ответил я. – Но я хотел узнать, не сможешь ли ты позвонить Бруно? Мне в следующий вторник необходимо кое-что особенное.
– Конечно. Для твоих друзей… или для двоих?
– Для двоих.
Я почувствовал, что она снова улыбается.
– Отлично, никаких проблем. Увидимся завтра?
– Да. Спасибо, Карла.
Затем Карла звонит Бруно. Обратите внимание, как природное, итальянское чутье Карлы мгновенно улавливает тонкие оттенки житейской ситуации: она ведь сказала «друзья», а не «девушки», будь то потенциальные и реальные подруги. Я возвращаюсь к работе и пишу еще пару строк.
В половине пятого я делаю перерыв и звоню в «Ла Казетта» – лучший итальянский ресторан в Лондоне. Мне отвечает Бруно.
– Привет, Бруно, Это Джаспер. Как дела?
– Очень хорошо.
– А бизнес?
– Теперь уже все в порядке. Но эти ублюдки наверху по-прежнему жалуются на шум, так что эти проблемы так и не решены. Послушай только…
И разговор идет в этом направлении еще минуты три, пока Бруно не заканчивает излагать все неприятные обстоятельства борьбы с соседями и описывать их жалобы на шум. Наконец я дожидаюсь подходящей минуты и перевожу беседу на другие рельсы:
– Слушай, мне во вторник нужно кое-что особенное.
– Да, Карла сказала, что ты зайдешь повидать нас.
– Я могу заказать столик?
– Ну конечно. Будь уверен. Я готов изменить и расписание, и расстановку столов, только бы ты был доволен. Не беспокойся.
– И еще, Бруно, ты позаботишься о толстяках?
– И еще, Джаспер, я позабочусь о толстяках.
К чему все это? Я ведь не член семьи Бруно и Карлы – они кузены, и Бруно не способен сказать ей «нет», как бы занят он ни был. А поскольку Бруно понял, насколько серьезно я отношусь к назначенному вечеру, он заверил меня, что не только освободит мой любимый столик, но еще и – это имеет принципиальное значение – проконтролирует, кто будет сидеть за соседними столиками.Именно об этом мы и говорили: никаких толстяков.
Обеспечить себе определенный столик в лучшем итальянском ресторане Лондона – это полдела. Чтобы обеспечить настоящий комфорт – мой, других обедающих и прежде всего Мадлен – необходимо правильно рассредоточить публику: деловые женщины, старые друзья, лесбиянки и прочие подобные личности могут располагаться поблизости
Как мне удалось добиться таких особых условий в «Ла Казетта»? Меню… конечно же, меню. Все сорок четыре экземпляра написаны вручную изысканным шрифтом Littera Gothica Textualis Rotunda Italiana [58] – к огромному удовольствию Аугусто, доброжелательного владельца ресторана, и пестрого племени начисто лишенных вкуса людей, которые называются ресторанными критиками. Приятная работа, которую обеспечила мне Карла, принесла мне законное вознаграждение. А я, со своей стороны, дал обещание два раза в год обновлять листы, взамен получив право занимать тот столик, который мне нравится, и угощаться за счет заведения примерно с той же частотой. Не такое уж это бессмысленное и непрактичное занятие – каллиграфия.
58
Литературный готический шрифт, закругленный курсив.
Затем, без четверти пять, я позвонил в магазин Роя. Ответил Рой Младший.
– У тебя все в порядке, Рой?
– Еще бы!
– Послушай, какие у тебя планы с половины двенадцатого до часа во вторник?
В трубке раздалось тяжелое сопение, потом неопределенное мычание. Наконец он выдавил:
– Ну… Думаю, во вторник я буду в Киле. Надо присмотреть, как идут дела. Ты ведь знаешь, о чем я?
– Снова? Во вторник?
– Я занятой человек.
– А не мог бы ты после этого подвезти меня? Скорее всего, я буду возвращаться домой до полуночи.
– Сомневаюсь, Джаз. Я им нужен там, ты знаешь, чтобы все привести в порядок, разобраться с делами.
– Черт! Мне действительно крайне необходима твоя помощь. Это очень серьезно.
– Сорок. Это мое последнее слово, Джаз.
– А может, согласишься за двадцать?
– Пополам?
– Договорились. Тридцать.
Повисла пауза. Он напряженно размышлял, прикидывая свою прибыль, а потом произнес:
– Но еще двадцатка сверху за каждый час после часа ночи!
– Идет. Я уверен, что мы не задержимся так поздно.
– По рукам.
Я уже собирался повесить трубку, а потом вспомнил еще кое-что:
– Рой?
– Ну, я. M чего тебе еще надо?
– Это очень важная работа, тебе придется выложиться на все сто. Как это было в прошлый раз.
– С той твоей Люси, у которой титьки так задорно торчат?
– Именно.
– Джаз, приятель, тебе не о чем беспокоиться.
Как вы и могли предположить, после путешествия по каналам на катере я решил форсировать события и спросил ее напрямик, не согласится ли она поужинать со мной в конце недели. Никаких проволочек. Никаких предположений. Просто и ясно: не хотела бы она со мной поужинать? Спонтанно и внезапно родившееся предложение, естественное, как потягивание кота. Рутина. Незначительный вопрос, прозвучавший в тот момент, когда мы ступили на набережную в районе Уорвик-авеню.
И она сказала «нет».