Камаэль
Шрифт:
Северный проход использовали реже всего, если в последнее время вообще про него вспоминали, поскольку почти все забыли, как до него добираться. Тем более, что отход на север считался самым невыгодным – в холод. Но я смотрел на это с другой стороны. В холоде ликантропам будет сложнее, если те их всё-таки призвали. Этих диких предателей, испугавшихся так называемого гнева Куарта! Впрочем, и я сам боюсь этого до ужаса, но даже под страхом смерти не предам своих друзей. Лестница, ведущая наверх, обмывалась ручейком и уже почти разрушилась, деревья пустили корни через потолок и стены, даже по лестнице. Кругом были валялись и торчали огромные каменные глыбы, глина, песок и вода. Хватаясь за корни и стараясь не оторвать маленькие более нежные, молодые отросточки, я взобрался к основанию дерева, что пустило корни, и выглянул через узкую щель, в которую смог бы пролезть. Дождь лил во всю,
По моим ощущениям время приближалось к трём часам ночи, а значит около часа на себя у меня есть. Но для начала найти хоть что-нибудь, напоминающее обиталище человека. Удача снова улыбнулась мне и предоставила заброшенную лачужку с полуобвалившейся крышей на берегу горной речушки, в которой я отмыл одежду и поймал немного рыбы, пользуясь тем, что умею. Наспех перекусив и высохнув, я выглянул из окна, всматриваясь в особняк. Я видел мельтешение возле него. У меня перехватило дух. Они закончили осмотр! И начинают рыскать вокруг. До этого места через здешнюю местность около двух часов. Но ликантроп справится и за час. А если унюхает меня!..
Схватив рюкзак, я покинул хижину и стал взбираться в гору. Дождь размыл почву, а потому мне приходилось цепляться за ветви деревьев, корни, лишь бы не свалиться вниз. Усталость в теле как-то сама собой исчезла – у меня открылось второе дыхание и, подстёгиваемый страхом, полный отчаяния и боли, я пробирался сквозь лесную гущу горного склона наверх, к свободе.
Вдалеке послышался визгливый крик, и я метнулся к огромному дереву, притаившись в корнях. Они посмели выпустить гарпий! Притаившись и даже перестав дышать, я всматривался через корни дерева в лесную чащу. На корни противоположного дерева спикировала одна из них. Дамочка с пышной грудью, перевязанной какой-то прозрачной тряпицей, и тёмными, как ночь, волосами могла бы понравиться кому угодно, если бы не абсолютно синие глаза без всякого белка и зрачка. Стоит ли говорить об огромных крыльях с когтями и птичьих лапах, внушающих ужас любому – такими можно и сердце вырвать! Она смотрела по сторонам, чуть хлопая крыльями и повизгивая, принюхиваясь. Нос невыносимо зачесался от мокрых волос, что лезли в глаза, нос, рот. Мне хотелось чихнуть, но я не мог, а потому на глаза выступили слёзы.
Я нашарил взглядом кролика, что притаился за пнём, с ужасом взирая на невиданное существо, которое медленно прохаживалось туда-сюда, не давая мне бежать. Я должен был это сделать. Сосредоточившись на кролике и стараясь не произносить ни одного громкого звука, я тихо шептал заклинание, и через пару мгновений зверёк вспрыгнул на пень и постучал по нему лапкой. Гарпия тут же обернулась и издала визгливый крик. Малыш кинулся от неё со всех лап. Раскрыв крылья, женщина-птица кинулась за ним, а я едва успел выкарабкаться из-под дерева и кинуться прочь. Я почти обезумел от страха, поскальзываясь на мокрой земле, сбивая пальцы в кровь о камни и жёсткие ветви деревьев, убегая от своих кровожадных преследователей.
На рассвете, когда тучи почти разошлись, а последние капли дождя отстукивали свою грустную мелодию по широким листьям деревьев, я, перепуганный, взмыленный, едва держащийся на ногах и перемазанный в грязи, вышел к Абердину, расположенному в штате Вашингтон. Окинув взглядом пейзаж, я нашёл взглядом зелёную выцветшую табличку, что приветствовала меня золотистыми буквами «Welcome to Aberdeen. Come As You Are». Чуть улыбнувшись и поняв, что я пришёл туда, куда стремился и теперь можно сделать небольшой перерыв, я стал спускаться по склону к городу. Он не был особенно людным, но был достаточно большим для того, чтобы затеряться среди людей хотя бы на пару дней. Поудобнее взяв рюкзак, я вошёл в город, чувствуя себя в каком-то роде победителем битвы. Но ещё не войны.
Через несколько часов возни с фальшивыми карточками и документами, я переоделся в сухую, чистую одежду и залез в тёплую кровать в скромном отеле. Мне незачем
Наверное, мне стоит представиться и рассказать, что здесь вообще происходит? Хотя, быть может, будет лучше, если я расскажу всё эту историю с самого начала.
От войны и фальши,
От людей и дальше.
Пусть они грызут себя самих.
Мы сумеем лучше,
И нашим добрым детям
Не дадим узнать о них
Стань ветром для меня
И унеси с собой.
Нас никто не сможет удержать,
И, значит, в небо с головой.
========== Шаг в прошлое ==========
Тьма и Свет — вот два крыла,
Несущие в пространстве этот мир!
Тьма — не воплощенье зла,
Она дана для равновесья сил.
К свету тянется росток,
Но даст его зерно во тьме земли.
Проблемы начались ещё тогда, когда мне исполнилось шесть лет, то есть, двенадцать лет назад. Лето тогда было тёплым и прекрасным, я наслаждался своей непосредственной детской жизнью, играя в своей комнате. Я жил в небольшой семье, которая состояла из моей матери, старшего брата и меня. Был ещё раньше большой чёрный котяра с белыми лапами, но его загрызли собаки.
Я ни в чём не нуждался, потому что моя матушка зарабатывала достаточно денег, чтобы содержать нас со старшим братом и двухэтажный дом в пригороде. Она вообще была восхитительной женщиной, как я вспоминаю сейчас. Благодаря ей я жив сейчас, благодаря ей не угодил на торги ещё в детстве. Почему я должен был угодить на аукцион? Итак, сколько же будет стоить котёнок белого тигра? Примерно 140-150 тысяч долларов, это если повезёт и попадётся не слишком жадный заводчик. Сумма круглая, приличная, за те же деньги можно купить два новеньких «Porsche Cayenne» или пару лет жить припеваючи, ни о чём не беспокоясь. Но для некоторых эти цифры до смешного малы, когда хочется настоящей экзотики. На чёрных рынках оборотни продаются за миллионы, а если хорошенько выдрессировать такого, то можно заломить и более высокую цену. Кто-то предпочитает женщин, кто-о мужчин, и, если найти достаточно щедрого покупателя, – не важно, в частное пользование или же в дом терпимости, – а затем подобрать подход, можно выжать сумму до миллиарда. Заниматься подсчётами можно вечно, а потому перейду непосредственно к сути дела.
Имя от рождения – Льюис Кристофер Мерт, известен в своём кругу как Камаэль. Перевёртыш от рождения. И от рождения вляпываюсь во всякие неприятности. Что-то вроде того, что уйду прогуляться во сне под луной ночью и застряну на дереве, а утром, проснувшись, не могу слезть. Но это ещё считается в нашем узком семейном кругу цветочками. Когда мне стукнуло десять лет, я впервые обратился. И вот тогда-то мой старший братец загорелся безумной идеей загнать меня подороже на аукционе какому-нибудь рабовладельцу-извращенцу. Впрочем, глупой идеей это не назовёшь: представив сумму, мой братец сразу же разрисовал себе, какую жизнь себе можно устроить. Облегчало мою судьбу лишь то, что матушка всегда меня спасала от него.
Почему никто не испугался того, что я – перевёртыш или иными словами оборотень? Взять хотя бы то, что моя горячо любимая матушка сама была оборотнем, но потеряла свою силу, когда встретила нашего отца и забеременела от него. Сначала она надеялась, что её первенец будет, как и она, оборотнем, но выросший из маленького крикуна сексапильный брюнет с внушительной мускулатурой и подтянутой задницей пошёл в отца-вампира. Сколько из-за этого было ссор, как мне потом рассказывала матушка, когда я стал чуть более осознанно вести свою жизнь! Но, впрочем, всё это прекратилось, когда появился я. Радости матушки не было границ, отец тоже не возражал. Жаль, что я видел его лишь на фотографиях – когда мне было три года, его нашли охотники на нечисть и просто напросто убили. Он был высоким, статным мужчиной с чёрными волосами. Стать и гордость делали его похожим на великого короля. Неудивительно, что моя матушка, хрупкая женщина с каштановыми волосами и самыми голубыми на свете глазами влюбилась в него с первого взгляда. Впрочем, смотря на фотографии и портреты своего отца сейчас, я понимаю, что тоже бы в него влюбился. Внешность и мне досталась отцовская, наградив тёмными волосами и глазами, похожими чертами лица. Не такими ярко выраженными, как у брата, но и то хлеб. Честно говоря, я всегда гордился в тайне этим сходством, но лишь до поры до времени.