Камасутра от Шивы
Шрифт:
— И то, и другое.
— Пирожки вчерашние, — доложил слуга.
— Ничего, сойдут.
— Давай, тащи все, что есть! — кивнул Роман.
— Вечно он голодный, — покосился великан на сыщика. — Прямо как Найда.
— Просто мы любим поесть. Правда? — потрепал тот собаку по загривку.
Когда Санта удалился, Глория вопросительно уставилась на гостя.
— Есть новости?
— Плохие, — нахмурился он. — Я в полной заднице. После Тамары убиты еще две женщины. Маша Рамирес и Эрна, хозяйка магического салона. Обе умерли от удара по голове тупым
— Погоди. Сам-то ты кого подозреваешь?
— Честно? У меня в голове пусто. Я подозреваю каждого и никого конкретно.
— Каждого? — переспросила Глория.
— Шестакова — раз. Рябова, который приезжал к тебе на консультацию, — два. Директора рекламной фирмы «Фаворит» — три. Его секретаршу Лизу — четыре…
— Можно подробнее?
В беседку вернулся Санта с подносом пирожков и свежих ватрушек. Запахло сдобой и творогом. К столу слетелись пчелы. Слуга налил в чашки чай из самовара и степенным шагом удалился.
За едой Лавров по очереди обрисовал всех кандидатов в убийцы и отчитался о своих действиях. Глория молча слушала.
— Все упирается в Тамару, — подытожил он. — Если ее убила Маша Рамирес, остальное становится на свои места. Мститель расправляется с Машей, потом с Эрной…
— А Эрна за что пострадала?
— Как за что? Маша к ней обращалась? Обращалась. Я, конечно, ни в порчу, ни в приворот не верю, но у мстителя может быть другое мнение.
— Верно, — улыбнулась Глория. — У него совсем другое мнение.
— Значит, ты со мной согласна?
— Насчет мстителя? Абсолютно.
Лавров чувствовал в ее словах, тоне, улыбке какой-то подвох.
— Осталось его вычислить, — неуверенно молвил он. — За этим я и приехал. Надо посоветоваться. Кто может мстить за Тамару? Только тот, кто ее любил. У них с мужем были сложные отношения, но… они семь лет прожили вместе и не собирались разводиться. Их устраивал такой брак.
— Любовь бывает разная, — кивнула Глория.
— Больше всего на роль мстителя подходит Рябов. Он последний, кто видел Машу Рамирес живой. У Эрны он тоже побывал, однако та погибла на следующий день после его визита. С точки зрения преступника — разумно. Рябов привык шевелить извилинами и не стал убивать Эрну сразу.
— А в чем смысл отсрочки?
— Запутать следствие.
— Ты же подозревал Рябова в убийстве Тамары. Следуя твоей логике, он должен мстить сам себе: уж ему-то отлично известно, что Маша Рамирес и Эрна не виноваты в смерти его женщины.
— Он готов переложить вину на кого угодно, кроме себя. Это синдром убийцы, который не в силах смириться с тем, что сделал. Он ищет, на ком бы сорвать зло.
Глория вздохнула и потянулась за ватрушкой. Она жевала, не ощущая вкуса еды. Солнце припекало. Найда сидела
— Директор фирмы был тайно влюблен в Тамару, поэтому рассматриваю как мстителя и его тоже. Я видел у него на вешалке бейсболку.
— Тысячи людей ходят в бейсболках. Ты говорил, что у Рябова в машине лежала бейсболка.
— Ну да…
— Это не улика.
— Согласен.
— Ты строишь версии на собственных домыслах.
— А на чем мне их строить? У меня нет ниточки, нет ничего, кроме чудачеств Шестакова, рассуждений Рябова и угроз Маши Рамирес, которая посылала их Тамаре. Мне не за что ухватиться! Единственная свидетельница видела только спину убийцы и его головной убор. Три женщины мертвы, а я топчусь на месте, как осел!
Жесткая самокритика не мешала Лаврову за обе щеки уписывать пирожки и ватрушки.
— Кстати, ты же говорила с Рябовым, видела его. Он способен на убийство? — осведомился сыщик, продолжая жевать.
— Полагаю, да.
— Значит, это он?
— Было бы слишком просто, взять и назвать приметы душегуба.
— Еще лучше — фамилию и адрес.
— И что дальше? — усмехнулась Глория. — Ты его арестуешь? Наденешь наручники и сдашь в полицию? А он будет все отрицать. Его отпустят, потому что у тебя нет доказательств его вины.
— Ты можешь хотя бы намекнуть?
— А вдруг я ошибаюсь?
Лавров налил себе еще чаю, бросил собаке недоеденную ватрушку и пустился в рассуждения:
— Если Тамару убила не Маша, а кто-то другой… например, Лиза, то… Хотя нет! Свидетельница-то видела мужчину. Но опять же: Тамару убили вечером, было темно. Панк-девица, утыканная пирсингом, как еж иголками, не тот свидетель, которому можно доверять на сто процентов. Я опираюсь на ее показания, потому что пока это моя единственная точка опоры в чертовом деле. О, черт! Я хожу по кругу. Тяну пустышку за пустышкой. Я начинаю ненавидеть Рябова. Он вовлек нас в дикую свистопляску. Он…
Глория перестала его слушать. Она мысленно перенеслась в темный и неприветливый деревянный дом, где они с Сантой искали неведомо что. Она рассматривала все, что попадалось на глаза. Ей вспомнилась ступка, похожая на ту, что стояла в мастерской Агафона, а теперь перешла к ней: тяжелый металлический сосуд, в котором растирают или толкут пестом твердые ингредиенты.
Великан тогда тоже обратил внимание на ступку и заметил: «Знатная вещь. Я в кухне такую же держу, специи в ней растираю. Хозяин тоже ступку уважал, использовал для своих опытов».
«Каких опытов?» — чуть не спросила Глория. Но прикусила язык. В опыты Агафон никого не посвящал, даже верного Санту.
Действительно, ступка с пестом занимала почетное место на полке с прочими «колдовскими» принадлежностями карлика.
— Ступка! — воскликнула она, поразившись догадке, которую чуть не упустила.
Лавров запнулся на полуслове и замолчал. Реплика сбила его с толку.
— Не понял?
— Держу пари, ты проследил за Лизой и директором и ничего подозрительного не выявил.