Камбрийская сноровка
Шрифт:
В одном наряде под широкими верхними рукавами — малиновый сафлор из Африки — скрывается стянутая рядом меленьких пуговиц местная синь, вайда. Рыжая марена — фризы уверяют, что ради красильщиков Кер–Сиди будут собирать в год два урожая — на плащ, яркая желтизна шафрана — из королевства вестготов — на тунику. Зелень встречается куда реже — желтый и так дорог, а тут его приходится тратить на уже выкрашенную в синий цвет ткань. Или гнать из яблочного уксуса злую ярь–медянку, которая больше годится для дерева и камня, а ткань разъедает в считанные месяцы.
Увы кошелям — когда Немайн возвращалась с войны, ей по дороге зеленое платье подарили. Теперь любимое. У нее и у всей прекрасной половины Кер–Сиди. «Как у хранительницы» — достаточный повод потрепать мошну, мужнину или родительскую, а то и самой, вздохнув по–сидовски, отложить лишний милиарисий на обновку.
Вот и сида показалась. Выскочила из Башни, торопится встречать войско. За ней сестра. Немайн сдергивает с плеч пелерину, протягивает Эйре:
— Прикрой голову. Это я не простужусь…
— Нет! Сейчас я ригдамна и воин, а не просто твоя сестра и ученица… Мне что — сдавая командование ополчением, косы от дождя прятать?
В ответ лишь подергивание треугольного уха.
Фанфары все ближе. Немайн улыбается. Мелодия знакома. Как ни прячься, в Камбрии песню в подземелье не удержишь. Вот и рыцарский марш появился словно сам собой, только до ноты схож с маршем Домбровского. Да и слова… Когда–то пришлось вмешаться. Сказать, что петь о живой, пусть и прижатой к западному морю стране «не погибла» — неправильно. Как разборчиво ни выводи слова, ветер и версты съедят отрицание, и над холмами пролетит — «Камбрия — погибла». О таком не только петь, и думать грешно, как о могиле Артура!
Ярость некогда разбитого и разделенного, но не смирившегося с позором польского народа передается другому, тоже некогда преданному и проданному собственным правителем Вортигерном. Летит над улицами песнь мужества и отчаяния, нечаянно напоминает: могло быть хуже. И будет — если забудете доблесть, если сцепитесь в междоусобице, клановой или сословной. Явно не сказано, спрятано между строк и слов. Тем верней пронимает души.
Жить Британии вовеки,
Пока Туи льется!
Пока воин за Отчизну
И за веру бьется!
Припев специально поправили:
Веди, на помощь!
Через море — корнцам!
Под твоим началом
Саксов разметаем!
Немайн нахмурилась. С Уэссексом война, но так широко задачу своему воинству она не ставила… Если рыцари подняли восстание — это ошибка и преступление разом. Кер–Сиди еще не оправился от зимнего похода… Рад бы помочь, да нечем!
А на словах врага уже добивают. Всем городом.
Снова выйдем к белым скалам,
Свидимся с волнами:
Все, что отнял враг обманом,
Мы вернем мечами!
На мгновение показалась себе оперной героиней. Народ обернулся хором, брусчатка — сценой. Летят по улицам быстрые слова, и когда выучили? А в груди у сиды сердце… если греческое,
Едва сдержалась, а тут и воины показались. Фанфары смолкли, утихла песня. Лошадей нет, значит, для отряда война закончилась: мирные люди входят в мирный город. Значит, задача выполнена. В Корнуолле сгорела древняя роща, почитаемая священной, в Кер–Сиди высажена другая. Все хорошо. Главное, чтобы без потерь! Взгляд торопливо обегает лица. Все на месте! Все целы? Не совсем. Вот у оруженосца рука в лубке зажата, вот рыцарь на каждом шаге морщится, а некстати распахнувшийся плащ открывает повязку. Но — кулак к виску. Нужно принять доклад…
— Задача выполнена. Священной рощи в Тинтагеле больше нет. Раненых четверо, все легко, — опережает сэр Ллойд приказ о немедленной отправке раненых к врачу. И — уточняет. — Задача выполнена не нами, леди сида. У нас очень интересные вести. Очень!
Немайн кивает. Оглядывается на громкий чих за спиной. Дергает обоими ушами. Щурится, хотя небо пасмурно и в том нет никакой нужды.
— Благодарю за службу, добрые сэры. А теперь… В Жилой, верно, уже горяченькое громоздят. После стылого моря в самый раз! Заодно все расскажете подробно.
На сей раз за круглым столом — локоть к локтю. Содружество равных, в котором можно преспокойно залезть товарищу в тарелку… для того и вилки придуманы! Руками, действительно, нехорошо.
В середине стола исходит жаром противень, шкворчит духмяное мясо — трех видов, как и положено в хорошем заезжем доме. Вот мудрость старого обычая: негоже, вернувшись с промозглого холода, вкушать остывающую пищу! А вот пиво должно быть холодным. Увы, лишь на следующий год в пещерах под башней заведется снег, а то и лед — если Туи все–таки попробует встать. Теперь приходится обходиться холодом текучей воды. Не так уж и плохо!
Большая часть рыцарей до поступления в дружину и такого не видела. Республика Глентуи молода, а рыцаря нужно учить смолоду — потому мало за столом гордости камбрийских дружин, конных лучников. Впрочем, теперь, когда — спасибо Немайн! — появились стремена да сидовское седло с высокой задней лукой, копья и мечи изрядно прибавили в силе. А стрелы… у саксов такие луки, что добрая кольчуга выдержит. Вот живой пример — сэр Кей, уж такой кровоподтек заработал… Но поддоспешник смягчил удар, ребра остались целы. Остальное скоро пройдет. Главное — не жалеть ведьминских снадобий — снаружи, а пива и мяса — внутрь.
Хранительница послеживает за Эйрой. Чихает — значит, пиво получит теплое. Не хочет? Немайн сегодня добренькая: значит, сестра пива не получит вообще. Будет сидеть на кофе, его теплым пить не противно. Голову ей вскружит и без хмеля — от рассказов. Не о бое и походе, сама не одного врага колесничным копьем подцепила, но — о чуде. К которому явно приложила руку — а скорее, голос — та, что сидит рядом, чья вилка норовит выхватить из–под носа кусок позажаристей, а уши мечутся синичьими крыльями, пытаясь поймать каждое слово. Вдруг — важное?