Камень и горы в народной культуре

Агеева Р.

VII. —

VIII. лощина Муртай ноу (ягн. “лощина мертвеца”); лощина Нови аспалт (тадж. “лощина, в которую однажды упала лошадь”); лощина Нови ешон (тадж. “лощина ишана”) [ишан – священно-служитель суфийского ордена]; ущелье Сойи Одамкуш (тадж. “ущелье, в котором гибли люди”).

IX. перевал Аби Тарич (тадж. “перевал, ведущий в Тарич”); лощина Думзой ноу (ягн. “лощина у селения Думзой”).

Х. гора Витти ар (ягн. “перевал, ведущий к пастбищам”); лощина Мазорноу (ягн. – тадж. “лощина у мазара”) [мазар – место поклонения, почитания у мусульман, могила святого, кладбище, культовое сооружение над

гробницами святых]; гора анзаар (ягн. “гора местности анза”).

ХI. —

ХII. гора Сутуна ар (ягн. “гора, похожая на колонну”); ущелье уротa (ягн. “коровья тропа”).

Сравнивая приведённые выше названия в двух регионах с различными типами ландшафтов, мы увидим и сходства, и различия в значении и употреблении микрооронимов. По всем пунктам нашей классификации (кроме VII и XI) в обоих регионах можно найти примеры. Различия же в названиях прямо зависят от характера рельефа местности. В Восточной Европе слабо противопоставлены формы рельефа, поэтому и набор местных географических терминов, относящихся к положительным формам рельефа, существенно ограничен. Например, в Псковской области, как и в соседней Белоруссии, всякую небольшую возвышенность, холмик на равнине местное население может называть горкой или горой, в Белоруссии обычен также термин груд в значении “бугор, холм”, хотя в русском и белорусском языках существует и много других обозначений для подобных объектов.

В этом регионе актуальна физико-географическая характеристика объекта (раздел II), то есть такие его признаки, как размеры, форма, состав слагающих пород, цвет (либо пород, либо растительности), наличие или отсутствие растительности (ср. белор. Зялёная гара и Лысая гара) и т. п. Однако названия, связанные с флорой (III) и тем более с фауной (IV), оказались не слишком характерными (в Белоруссии такие оронимы вообще единичны, хотя в именах других урочищ растительность и животный мир отражены более полно). Формы таких оронимов псковско-белорусского региона, как Сосняк, Зелёная Роща, Бярэзнiк, Лiпкi, в отличие от Ореховая гора, Ягодная гора (где даётся определение к слову гора в форме прилагательного), свидетельствуют о том, что для имядателя более актуальными были лес, растущий на горе, и состав его пород, чем гора как таковая.

Достаточно характерны для изучаемой территории оронимы, приведённые в разделе VI (в значительной мере они связаны с терминами антропогенного ландшафта). Весьма распространены оронимы, связанные с именами конкретных людей (раздел VII), что объясняется наличием хуторов на холмах, горках или их склонах, а также оронимы, указывающие на расположение данного объекта по отношению к другим объектам на местности (разделы IX, X), и названия, по поводу которых местное население рассказывает различные предания (раздел VIII); так, и в Псковской области, и в Белоруссии ряд курганов и других примечательных мест связываются с панами, с литвой, с татарами, в Белоруссии ещё и с французами – память о войне 1812 г., а также связываются с христианскими представлениями.

Немногочисленны оценочные оронимы (раздел V) и совсем малочисленны и сомнительны примеры образных названий (раздел XII). По поводу последних можно предположить, что в изучаемом нами районе формы рельефа ничем особенным не выделяются в глазах местных жителей и потому крайне редко получают образные названия. Но скорее вероятно другое: собиратели микротопонимии не всегда задают информантам специальные вопросы, чтобы выявить метафорические названия. Ведь метафоричность заложена уже в ряде нарицательных слов в составе географической лексики, значение которых развилось благодаря другим словам языка (названия частей тела человека и животных, предметов быта, орудий труда и др.). Примеры таких слов-омонимов: грива, корытина, бёрдо и т. п. Трудно предположить, что образное мышление людей претерпело существенные изменения по сравнению с праславянской эпохой и что поэтому в микротопонимии изучаемого нами региона образные названия вовсе не нашли отражения.

Комментируя приведённые примеры и используя список географических терминов в работе А.Л. Хромова [1975:14–16], отметим, что в таджикской микрооронимии географические термины

как положительных, так и отрицательных форм рельефа играют большую роль (раздел I). Это соответствует характеру альпийского, сильно расчленённого рельефа района Ягноба. Среди наиболее употребляемых – таджикские и ягнобские географические термины, отражающие следующие понятия: перевал, седловина, горный склон, гребень, расселина, ущелье, гора, скала, равнина (также ровная площадка, ровное место), рытвина, яма, обрыв, вершина, выступ, подъём, долина, грот, ложбина, лощина, низина. Кроме того, в названиях широко отражены такие понятия, как: большой / небольшой (также крупный / мелкий); верх / низ; наружный / внутренний; передний / задний / боковой; начало / выход (об ущелье) и т. п., а также целый ряд слов, характеризующих отдельные возвышения из камней и одинокие крупные камни, в том числе их состав: сланец, мелкая галька, большой одинокий камень, круглый камень, плоский камень, осыпь, сложенная из камней фигура и т. п. Названия одиноких камней очень интересны (примеры приведём в других главах), как, впрочем, и названия мазаров, позволяющие получить дополнительные сведения об оронимах.

Широко распространены также различные обозначения, дающие физико-географическую характеристику объекта рельефа (раздел II). В него мы не включили стоящие несколько особняком другие качественные обозначения типа: г. Куйи уопхона (тадж. “гора, на которой имеется орлиное гнездо”) или г. Куйи нимрузга (тадж. “гора полдня” – в полдень солнце находится над этой горой) и г. Куйи нимша (тадж. “гора полуночи” – в полночь луна находится над этой горой).

По сравнению с микрооронимией районов моренно-холмистого рельефа (псковской, белорусской) в названиях Ягноба значительно больше наименований, отражающих растительный и животный мир (разделы III–IV). Это явление на примере оронимов Киргизии было хорошо объяснено В.А. Никоновым [1978: 95] как присущее скотоводческому укладу хозяйства. Раздел VI (связь с хозяйственной деятельностью человека) представлен достаточно широко. Оценочных названий (раздел V) совсем немного (впрочем, возможно, что их не удалось выявить; в названиях мазаров они присутствуют). Богаты примерами разделы VIII–X, как и в псковских, белорусских материалах. Особенно характерны так называемые «ориентированные» оронимы, показывающие отношение объекта к тем или иным селениям и местностям; в горах подобная ориентация не менее актуальна, чем на равнинной местности.

Распространены метафорические названия (раздел XII), их будет намного больше, если привлечь наименования мазаров и отдельных камней. Мы включили сюда под вопросом название ущелья, означающее в переводе “коровья тропа”, так как известен из другой работы о таджикской топонимии [Дитрих,1978: 135] пример названия ущелья и перевала Аспроха “лошадиная дорога”, то есть, иносказательно, “нетрудный путь”. Возможно, “коровья тропа” имеет близкий смысл.

Совершенно нет примеров к разделу VII (связь с конкретными людьми), хотя в названиях мазаров есть и “седловина Абдугафора” (рядом участок земли Абдугафора), и “скала Файзуллы” и др. Но в целом связь с антропонимами (и этнонимами) нехарактерна для таджикской оронимии, как, например, и для тюркской, о чём писал Н.А. Баскаков [1974].

Совершенно не удалось выявить случаев метонимических переносов (вряд ли к ним относится тип анзаар “гора местности анза”: это скорее описательное, “ориентированное” название). В литературе отмечалось, что в горной местности, как правило, названия гор более важны для населения и чаще переносятся на смежные гидрографические объекты, чем наоборот. В.А. Никонов, приводя киргизское название горной вершины Балыкты “рыбная” (по имени соседней реки), говорил о тесном переплетении названий географических объектов различных категорий, то есть о “связанных” топонимах, которых больше по сравнению с одиночными. Он допускал, что массовость “связанных” топонимов можно считать не метонимическим переносом, а скорее отражением территориальной комплексности [Никонов, 1978: 92]. Аналогичные наблюдения были сделаны О.Т. Молчановой [1971: 134] на материале тюркской топонимии (подчёркивается, что это относится только к микрообъектам) Горного Алтая. Причиной равноимённости рек, гор, озёр, долин на близлежащих территориях исследовательница считает языковую экономию. Самое важное значение гор на Алтае, дававших пастбище для скота и места стоянок, обусловило и употребление названия горы как основного ориентира; этот ороним становится и названием реки, лога, долины.