Шрифт:
Моему Дэниэлу, конечно же.
Амелия
Февраль 2020 года
Мой муж не узнаёт меня в лицо.
Сидя за рулем, чувствуя его взгляд, я размышляю, что же он видит? Если учесть, что ему вообще никто не кажется знакомым. Тем не менее, странно думать, что мужчина, за которого я вышла, не смог бы узнать меня на полицейском опознании.
Даже не глядя, я убеждена в том, какое сейчас выражение на его лице – угрюмая, раздраженная версия «я же тебе говорил», – посему просто концентрируюсь на дороге. К тому же это необходимо, поскольку снегопад становится все сильнее. Такое ощущение, что мы движемся в белой мгле, и дворники на моем «Моррис Минор» справляются с трудом. Машина, как и я, появилась
С тех пор, как мы уехали из дома, Адам сто раз проверил свой ремень безопасности, а в данную минуту его ладони, лежащие на коленях, сжаты в кулаки. Поездка из Лондона в Шотландию должна была занять не более восьми часов, но в такую бурю я не осмеливаюсь ехать быстрее. Даже несмотря на то, что начинает темнеть и опасность заблудиться среди множества дорожных развилок возрастает.
Могут ли выходные вдали от дома спасти брак? Вот какой вопрос задал мой муж, когда психолог предложила это попробовать. По мере того, как его слова крутятся в моей голове, сам собой возникает новый список сожалений. Мне очень грустно от того, что мы потратили впустую большую часть жизни, не прожив ее должным образом. Мы не всегда были такими, как сейчас, но наши воспоминания о прошлом могут сделать из нас лжецов. Вот почему я сосредоточена на будущем. Своем. Порой я все еще представляю в нем мужа, хотя бывают моменты, когда задумываюсь: каково это – снова оказаться одной. Я этого не хочу, и, тем не менее, иногда не могу отделаться от мысли: а вдруг так будет лучше для нас обоих. Время способно изменить отношения, как море меняет форму камней.
Увидев прогноз погоды, муж принялся настаивать, что мы должны отложить поездку, но я воспротивилась. Мы оба знаем, что эти выходные – последний шанс все исправить. Или по крайней мере попытаться. Это он признаёт.
Он, увы, не признаёт меня, но в этом нет его вины.
У Адама неврологический сбой, называемый прозопагнозией, означающий, что он не способен видеть отличительные черты на лицах, включая свое собственное. Он не раз проходил мимо меня на улице, словно я незнакомка. Социальная проблема, которую это неизбежно вызывает, затрагивает нас обоих. На вечеринке Адам может быть окружен друзьями и все равно чувствовать, что не знает ни одного человека в комнате. Поэтому мы проводим много времени в одиночестве. Вместе, но порознь. Только мы. Слепота на лица – не единственная причина, по которой мой муж заставляет меня чувствовать себя невидимой. Он не захотел детей – всегда твердил, что ему невыносима мысль о том, что он не увидит их лиц. Он жил с этим заболеванием всю свою жизнь, а я – с тех пор, как мы встретились. Но иногда проклятие может быть благословением.
Мой муж не способен идентифицировать мои черты, однако есть другие способы, с помощью которых он научился узнавать меня: запах моих духов, звук моего голоса, ощущение моей руки в своей, пока он еще держал ее.
Браки не рушатся сами, это делают люди.
Я уже не та женщина, в которую он влюбился много лет назад. Интересно, может ли он определить, насколько старше я выгляжу сейчас? Замечает ли проседь в моих длинных светлых волосах? Сорок лет – это, возможно, и новые тридцать, но моя кожа покрыта морщинами, которые вызваны отнюдь не улыбками. Раньше у нас было так много общего, нас связывала не только постель, мы делились своими секретами и мечтами. Мы все еще заканчиваем фразы друг за другом, но теперь понимаем их неправильно.
– У меня такое чувство, что мы ездим по кругу, – бормочет он себе под нос, и одно короткое мгновение я сомневаюсь, что он имеет в виду: наш брак или мои навигационные навыки. Зловеще-синее небо, кажется, отражает его настроение: он заговорил впервые за несколько миль. Дорога впереди занесена снегом, ветер усиливается, но это ничто по сравнению с бурей, назревающей внутри машины.
– Не мог бы ты просто найти инструкции, которые я распечатала, и прочитать их еще раз? – произношу я, безуспешно пытаясь скрыть раздражение в голосе. – Я уверена, что мы должны быть близко.
В отличие от меня, мой муж постарел невероятно красиво. Его сорок с лишним умело маскируются стильной стрижкой, загорелой кожей и телом, сформированным в результате чрезмерного увлечения полумарафонами. Он всегда отлично умел бегать, особенно от реальности.
Адам сценарист. Он начинал значительно ниже самой нижней ступеньки голливудской карьерной лестницы, не вполне способный взобраться по ней самостоятельно. Он всем рассказывает,
1
Премия Британской академии кино- и телевизионных искусств.
Сценаристы, как правило, не бывают знамениты, поэтому большинство зрителей могут не знать его, но я готова поспорить на деньги, что они видели хотя бы один из фильмов, снятых по сценарию моего мужа. Несмотря на наши проблемы, я откровенно горжусь всем, чего он достиг. Адам Райт заработал репутацию в этом бизнесе, потому что превращал неизвестные романы в блокбастеры, и он по-прежнему постоянно в поиске следующего. Я признаю, что порой испытываю ревность: думаю, это вполне естественно, учитывая количество ночей, когда он предпочитал брать в постель книгу. Мой муж не изменяет мне с другими женщинами или мужчинами, он заводит любовные отношения со своими историями.
Люди – странный и непредсказуемый вид. Я предпочитаю общество животных, и это одна из многих причин, почему я работаю в «Приюте для собак Баттерси». Четвероногие существа, как правило, становятся лучшими компаньонами, чем двуногие, собаки не держат зла и не умеют ненавидеть. Я бы не хотела останавливаться на других причинах, по которым я там работаю; иногда лучше не стирать пыль с наших воспоминаний.
Во время нашего путешествия за ветровым стеклом открываются постоянно меняющиеся эффектные пейзажи. Здесь деревья всех оттенков зелени, гигантские сверкающие озера, заснеженные горы и бесконечное количество идеального, нетронутого пространства. Я влюблена в Шотландское нагорье. Если и есть на Земле край прекраснее, то мне еще предстоит его найти. Мир здесь кажется намного больше, чем в Лондоне. Или, возможно, я кажусь меньше. Я нахожу покой в умиротворенной тишине и отдаленности этой местности: мы не видели ни души уже больше часа, что делает ее идеальной для претворения в жизнь моих планов.
Мы проезжаем вдоль бурного моря, плещущегося слева от нас, и направляемся дальше на север, под звуки разбивающихся волн, поющих нам серенаду. Когда извилистая дорога переходит в узкую полосу, небо, которое из голубого стало розовым, фиолетовым, а теперь и черным, отражается в каждом из частично замерзших озер, мимо которых мы движемся. Затем нас окружает лес. Древние сосны, припорошенные снегом и более высокие, чем наш дом, сгибаются штормом, точно спички. Снаружи машины точно призрак завывает ветер, постоянно пытаясь сбить нас с курса, и, когда мы начинаем слегка скользить по обледенелой дороге, я сжимаю руль так сильно, что костяшки моих пальцев, кажется, выступают сквозь кожу. Мой взгляд падает на обручальное кольцо. Убедительное напоминание о том, что мы все еще вместе, несмотря на массу причин, по которым нам, возможно, следовало бы расстаться. Ностальгия – опасный наркотик, но я наслаждаюсь им, стоит счастливым воспоминаниям наполнить мой разум. Может быть, мы ошибаемся и не все еще потеряно. Я украдкой бросаю взгляд на мужчину, сидящего рядом со мной, и задумываюсь, способны ли мы, несмотря ни на что, найти дорогу обратно к нам прежним. Затем делаю то, чего давно не делала: тянусь, чтобы взять его за руку.
– Стой! – кричит он.
Все происходит слишком быстро. Впереди посреди дороги размытое, заснеженное очертание стоящего оленя, моя нога выжимает тормоз, машина виляет и крутится, прежде чем, наконец, замереть прямо перед огромными рогами животного. Сохатый дважды моргает, глядя на нас, потом, как ни в чем не бывало, спокойно уходит и исчезает в лесу. Даже деревья кажутся равнодушными.
Мое сердце бешено колотится в груди, пока я тянусь за сумочкой. Дрожащими пальцами нащупываю ключи, практически все остальное содержимое и только потом нахожу ингалятор. Встряхиваю его и делаю глубокий вдох.