Камень предтеч
Шрифт:
— Это карта, и ты думаешь, что на ней указано место, где лежит тот клад, который ты ищешь?
— Этот клад больше, чем найденный тобою в гробнице.
— И я, как мог кратко, рассказал ему историю о Камнях Предтеч — о том, что был в кольце моего отца, о тех, что лежали в тайнике на неизвестной планете и о том, который Ит утаил от Патруля. Я рассказал, как мы использовали эти камни.
— Понятно. Тогда возьми, — Зилврич протянул мне кубок. — Найди спрятанный камень. Похоже, что обнаружив это, мы оказались на пороге громадного открытия, но открытия, таящего в
Я прижал к себе кубок так же, как держал Ита, опираясь о стену плечом, поковылял к лестнице, с которой я скорее не спустился, а упал, и направился к отсеку, где находилась шлюпка. Последние шаги дались мне так мучительно, что я едва не упал.
Я вновь забрался в машину, так хорошо послужившую нам, и с надеждой посмотрел на Камень Предтеч. Он мигнул и загорелся, наполнившись жизнью. Я не вполне понимал, как смогу использовать его в своих поисках, так как яркость свечения не менялась. Но нужно было попытаться.
Сперва я неуклюже двинулся к хвосту шлюпки, не замечая изменений в свечении Камня. Но когда я приблизился к правому борту, кубок в руке шевельнулся, будто пытаясь вырваться. Я разжал пальцы. Точно также, как в тот раз, когда впервые пробудившийся Камень Предтеч привёл меня к заброшенному кораблю, где лежали его собратья, кубок стукнулся о борт и застыл, прилипнув к обшивке.
Я дёрнул за край панели, надеясь, что Ит, спрятав Камень, не закрыл её слишком плотно. Обломав ногти и изрезав пальцы об острую кромку, я начал уже было впадать в отчаяние. Одной рукой я мало что мог сделать.
Но я продолжил усилия и в конце концов мне, видимо, удалось сдвинуть запор, потому что целая секция стены отвалилась, и моим глазам предстало яркое сияние большого Камня. Кубок скользнул ему навстречу, и один камень соприкоснулся с другим. Я даже не пытался разделить их. Взяв кубок, я пустился в обратный путь.
Когда я осел на кровать рядом с Зилвричем, поставив кубок между нами, я был измотан настолько, что не мог шевельнуться, даже мысли мои были тусклы и текли вяло и бесполезно. Теперь, найдя второй камень, я не знал, как смогу использовать его против Ризка. Похоже, что достигнув этого маленького успеха, я исчерпал свои силы.
Ит лежал на краю койки закатанина. Одна из чешуйчатых ладоней чужака коснулась его головы.
— Он не умер.
Я вырвался из засасывавшей меня летаргии.
— Но…
— В нём есть ещё искорка жизни, маленькая, тусклая, но есть.
Я не медик, да если бы я им и был, то не обладал бы знаниями, необходимыми, чтобы исцелить полученные мутантом раны. Моя собственная беспомощность усугубляла дело.
Ит умрёт, и я ничем не смогу ему помочь.
Или смогу?
Совсем рядом с головой Ита стоял кубок с двумя прилипшими друг к другу камнями. Камень Предтеч был силой. Он был силой, способной изменять нашу внешность и сохранять эти изменения. И он смог превратить Ита в кота, когда я неожиданно для него решил произвести такое превращение. Так не могу ли я попробовать не превращать его, а вернуть ему жизнь?
Пока не угасла последняя
Я поднял свою бессильную и бесполезную левую руку правой, и положил её онемевшую ладонь на камни, не боясь, что они могут обжечь её. Правую руку я положил на голову Ита. Я дал задание мозгу представить своего друга живым. Так, с рукой, на которой теперь навсегда останутся шрамы, с собственным сознанием, полным решимостью, я вступил в битву против самой смерти, или с тем, что вид, к которому принадлежал Ит, считал концом существования. Я хотел, чтобы энергия, протекавшая через меня, превратила замеченную Зилвричем искорку жизни в огонь.
Камни источали ослепительное сияние, из-за которого я опять ничего не видел вокруг себя. Но я продолжал удерживать перед собой образ живого Ита, я держался, хотя всё внутри меня рвалось и дрожало от боли и страха.
Я, наверное, ещё не пришёл в сознание. Не знаю, как мне удалось выиграть эту битву. Наверное, только потому, что я держался до конца. И вот я увидел свою обгоревшую руку, лежавшую ладонью вверх на колене, кубок и камень, прикрытые полой кителя. Ит сидел на корточках, прижав передние лапки к бокам. Он был полон жизни, и казалось, совершенно невредим.
Я уловил отзвук мысленного разговора между закатанином и моим компаньоном. Но мне так сложно было сейчас сосредоточиться на чём-либо, что этот разговор казался мне тихим и невнятным шёпотом или бормотанием.
Ит, двигаясь со свойственным ему необычайным проворством, принёс аптечку, осмотрел мою руку и сделал инъекцию, чтобы снять боль. Но для меня это не имело никакого значения. Я увидел, как закатанин кивнул в ответ на что-то предложенное Итом, и мутант вынес кубок из комнаты, вероятно, чтобы вновь спрятать его. Но мне больше всего на свете хотелось спать…
Разбудил меня голод. Я по-прежнему находился в каюте закатанина. Если за время, пока я спал, его и навестил Ризк, то признаков того, что меня пытались вернуть в камеру, я не заметил.
Ит примчался в каюту, как будто я, проснувшись, подал ему какой-то сигнал. В зубах он притащил два тюбика с пищевыми концентратами. Увидев их, я забыл обо всём остальном. Но едва выдавив один из них себе в рот и сделав несколько торопливых глотков (хотя в нормальной обстановке такая пища не вызвала бы у меня аппетита), я задал вопрос:
— Ризк?
— Пока мы в гипере, ему делать нечего, — доложил Ит.
— Он нашёл себе развлечение. Похоже, что когда корабль конфисковывали за контрабанду, его недостаточно хорошо обыскали. Ризк ухитрился найти тайник с ворхсом, и теперь сладко спит у себя в каюте.
Ворхс — штука достаточно мощная, чтобы усыпить кого угодно. Правда, будет ли такой сон сладким — это другой вопрос. Это был не просто опьяняющий напиток, на землян он действовал ещё и как галлюциноген. То, что Ризк обыскал корабль, меня не особенно удивило. Скука космического путешествия может сподвигнуть любого человека, запертого в четырех стенах во время броска через гиперпространство, на подобные развлечения. А Ризк знал, что этот корабль когда-то возил контрабанду.