Камень предтеч
Шрифт:
— Было у тебя — а теперь где?
— Спросите об этом, — ответил я резко, — у тех, кто, решив, что я мёртв, перерыл всю мою лавку. — Теперь я лгал, но заметит ли это детектор? Я ожидал, что ложь будет разоблачена, однако, по крайней мере, присутствующие в этой комнате никак на неё не отреагировали. А если мои слова сойдут за правду, то в определённых кругах Гильдии будут заданы весьма неприятные вопросы, что, впрочем, никак не могло мне повредить.
— Достаточно, — продребезжал селектор, — сходи в торговый зал, посмотри.
Мой конвоир направился к двери. Он не отдавал приказов, но на поясе у него висел танглер, и я не стал оспаривать
Мы миновали одну из галерей, окружающих открытое пространство в центре станции. Из-за слабого притяжения двигаться приходилось, держась за поручень и не отталкиваясь сильно ногами от пола. Затем по винтовому стержню с поручнями вместо ступеней мы, почти как на гравитационном лифте, спустились на три уровня вниз от того, где располагались апартаменты босса, и попали в шумное торговое место, где сновали земляне, земляне-мутанты, а также чужаки-гуманоиды и негуманоиды.
Большинство из них носили корабельную форму, но без всяких официальных эмблем и знаков отличия. И все они были вооружены станнерами, хотя лазеров я вроде бы не заметил. Мне пришло в голову, что здесь, возможно, действует запрет на ношение более опасного оружия.
В комнате, куда меня привели, отсутствовало сложное лабораторное оборудование. Другой орбслеонец, очевидно низкой касты, так как у него были дополнительные клешни на боковых конечностях, которые удаляли у важных персон, сидел в своей чаше с жидкостью. Судя по всему, он был предупреждён и ожидал моего появления. Ничего не выстукивая на своём трансляторе, он щупальцем указал мне на сиденье у стены, куда я покорно и сел, а Ит скорчился у моих ног. Здесь были ещё двое, и увидев их, я содрогнулся, осознав, в каком бесконечно далёком от любых законов месте я нахожусь.
В галактике всегда существовало рабство — иногда на отдельных планетах, иногда в системах или группах систем. Но был вид рабства, куда более тошнотворный, чем использование захваченных на войне пленников для сельскохозяйственных работ. И эти… эти… вещи… представляли собой результат именно этой разновидности рабства, ради уничтожения которой Патруль работал много десятилетий.
Слуги орбслеонца были гуманоидами — но только отчасти. Они подверглись таким изменениям, хирургическим и генетическим, что не могли больше считаться людьми, по крайней мере в том смысле, в котором определяет понятие «человек» шкала Ланкорокса. Они были, скорее, живыми машинами, запрограммированными на выполнение определённых функций, и не знающими ничего иного. Один из них сидел, уронив руки на стол, его дряблое тело было расслаблено, как будто энергия, поддерживающая в нём псевдожизнь, полностью покинула его. Другой быстро, ловко и аккуратно работал над ювелирным украшением — инкрустированном драгоценными камнями шейным обручем, какие по большим праздникам надевают вайверны на Варлоке. Он вынимал камни из креплений, с безупречной точностью сортировал их и раскладывал в соответствии с качеством в коробочки, рядком стоящие перед ним. Голова его была огромной и неправильной формы, а глаза, в каждом из которых теснилось по нескольку зрачков, неподвижно смотрели в пространство.
«Он — наблюдатель, — сообщил мне Ит. — Он видит всё и обо всём сообщает, не анализируя увиденное. Второй — передатчик.»
«Экстрасенс!» — Я внезапно испугался, испугался, что бесформенный кусок мяса, сидевший перед нами, сможет перехватить наш мысленный обмен и узнать, что мы с Итом — большее, чем кажемся.
«Нет,
Он замолчал, и я понял, что мутант тоже осознаёт угрожающую нам опасность.
Я не знал, зачем меня прислали сюда. Время шло. Раб-наблюдатель продолжал свою работу над обручем, пока все камни не были извлечены, после чего металлическая оправа тоже было уложена в коробку побольше. Затем в его ловких пальцах появилась изящная тиара, в которую он начал вставлять только что вынутые из обруча камни. Хотя не все они были использованы, вещь, получившаяся в результате этой операции, в любом из ювелирных магазинов внутренних планет могла стоить не меньше тысячи кредиток.
В чём заключались мои обязанности, если таковые существовали, мне не сообщили. И хотя манипуляции раба-наблюдателя и привлекли ненадолго моё внимание, вскоре собственное безделье начало утомлять меня. Но в такой ситуации любой человек через какое-то время захочет чем-нибудь заняться, так что моя скука вряд ли могла показаться подозрительной.
Я ёрзал на стуле, который словно становился всё более жёстким и неудобным, когда в помещение вошёл человек. Он был одет в китель капитана космического корабля, но без эмблемы компании, и, похоже, он был хорошо знаком с этим заведением, поскольку, обогнув стол, за которым сидели рабы, направился прямо к орбслеонцу.
Он приложил левую руку к пояснице — так же, как часто делал и я, проверяя сохранность камней в поясе. Чужак-орбслеонец раскрыл откидной столик, точно такой же, каким пользовался его начальник, демонстрируя мне кольцо. Затем посетитель расстегнул китель и извлёк из-под его полы очень знакомый мне предмет — зоран. Орбслеонец обхватил камень щупальцем и без предупреждения швырнул его мне. Я совершенно рефлекторно поймал зоран в воздухе.
— Что?! — капитан резко обернулся ко мне, схватившись за рукоятку станнера. Я, не обращая на него внимания, осмотрел камень.
— Первоклассный, — объявил я. Камень и в самом деле был отличный, вероятно, лучший из виденных мною за последнее время. Кроме того, он был хорошо обработан и вставлен в изящную оправу, позволявшую носить его в виде кулона.
— Благодарю, — саркастически произнёс капитан. — И кто же вы такой?
— Хайвел Джорн, оценщик, — ответил я. — Желаете продать?
— Ну не послушать же, какой он хороший, — парировал он. — С каких это пор Вону обзавёлся оценщиком?
— С сегодняшнего дня, — тут я посмотрел камень на просвет и сообщил: — Мутнее пятнышко.
— Где? — он в два шага пересёк комнату и выхватил зоран у меня из рук. — Все пятнышки от того, что ты на него дышишь. Камень — лучше не бывает. — Он повернулся к орбслеонцу: — Четыре пункта.
— Зораны не стоят четырёх пунктов, — проскрипел транслятор, — даже самые лучшие.
Капитан нахмурился и сделал полшага к выходу.
— Тогда три.
— Один.
— Нет! Тардорк даст больше. Три!
— Иди к Тардорку. Два и не больше.
— Два с половиной.
Я не имел ни малейшего представления, в каких единицах шла торговля, но явно не в обычных кредитках. Вероятно, на Вейстаре была своя шкала ценностей.
Орбслеонец, казалось, принял окончательное решение.
— Только два. Иди к Тардорку.
— Ладно, два, — капитан швырнул камень на столик, свободное щупальце чужака протянулось к панели с маленькими кнопочками и его кончик набрал на ней какую-то комбинацию. Затем вновь заработал селектор.