Камень в огород
Шрифт:
В мою больную голову стали забредать совсем уж безумные идеи… Я додумалась до того, что как патриот своего города не могу оставаться в стороне…
Пришлось перекреститься, избавляясь от помыслов, как учит бабуля.
… Утром Наташка растолкала меня безжалостной рукой.
– Надо съездить к памятнику, пошарить вокруг, может, что-нибудь интересное найдем, – выдала сестрица, подтверждая наихудшие опасения.
Я потянулась в мягкой и теплой постели и зевнула:
– Поезжай, конечно.
– Собирайся, пойдешь со мной.
– Это
– Чтобы ты ничего не растрезвонила бабуле, пока меня не будет!
Я распласталась на постели, как герой Луи де Фюнеса:
– Их бин больной.
– Свежий воздух лечит, – не допускающим возражения тоном заявила Наташка.
– Спорим, меня бабуля не отпустит, – попыталась ухватиться за соломинку я.
– Это я беру на себя.
Не в характере Наташильды было откладывать задуманное.
Через час мы уже тащились в центр города. Наташка выглядела на все сто: брючки-капри, маленький, расшитый бисером жакет… Я висела на поручне набитого битком троллейбуса в серой мешковатой куртке и таких же штанах.
Бабулю Наташка виртуозно спровадила к соседке, с которой вступила в преступный сговор. Я прямо вижу, как она это провернула:
– Баба Люба, – Натка округлила глазки, изображая Бэмби, – бабуля не отпускает меня на свидание. Так я никогда не выйду замуж!
Озера глаз, как по заказу, наполнились влагой, носик покраснел, губки задрожали и изогнулись подковой – последнему садисту станет не по себе.
Баба Люба садисткой не была:
– А парень-то стоящий?
– О чем речь! – преобразилась Наташильда. – Принц, баба Люба! Образованный, работает в администрации, машина своя, квартира – серьезный человек, перспективный. Бабуля говорит, если такой хороший, пусть в дом приходит. При дуэнье встречаться – это же средневековье! Напугаю человека, сбежит. А мне уже двадцать пять!
Слезы бриллиантовой россыпью засверкали в синих глазах.
Баба Люба свернула огородные работы и позвала бабулю «на минуточку». Забегая вперед, скажу, что этой «минуточки» нам хватило, чтобы съездить в центр города, обшарить клумбу, вернуться домой и сделать вид, что мы никуда не отлучались.
После ливня на клумбе обильно заколосились всякие разные лютики.
Мы с Наташкой оглядывались, останавливались, осматривали задний план в зеркальце, в витринах магазинов, завязывали несуществующие шнурки – использовали все шпионские приемы, но «хвоста» не обнаружили.
Успокоенные, обошли клумбу, на которой был прописан символ нашего города. Место валуна пустовало, плешь и вмятина на земле напоминали о невосполнимой утрате.
Наташка присела и принялась прочесывать каждый сантиметр почвы.
Я с праздным видом шаталась вокруг клумбы. На самом деле меня не отпускала тревога и смутная вина перед жертвами (наши раскопки попахивали вандализмом), по этой причине я ежесекундно подгоняла Наташку:
– Чего ты возишься? Янтарную комнату ищешь? Давай скорей, пока толпа вокруг не собралась.
– Ну, комнату – не комнату, янтарную – не янтарную, а кое-что интересное я нашла! – Наташка поднялась. – Вот!
Она
Я подпрыгнула:
– Спрячь, сейчас же! Вдруг преступник пришел за своим браслетом и прямо сейчас за нами наблюдает?
Под преступником я подразумевала наших более удачливых конкурентов.
Наташка с уважением посмотрела на меня и сунула находку в сумочку. Вот о таком взгляде на себя я мечтала последние восемнадцать лет!
Всю обратную дорогу сестрица сосредоточенно молчала.
Жизнь меня научила относиться к Наташкиному молчанию с опаской.
– Что-то мне плохо, я пойду, лягу, – сообщила я, едва мы вошли в дом. Я всерьез опасалась, что на нервной почве моя простуда перейдет в серозный менингит.
– Тебе плохо? А нам?
– Кому это – нам?
– Горожанам! – запальчиво произнесла Наташка.
Я растерянно захлопала глазами:
– Каким еще горожанам?
– Я в шоке! У города крадут его гордость – памятный камень!
Наташкино лицемерие не знало границ. От возмущения я сделалась косноязычной:
– Ты же сама хотела его… того… этого
– Так то я, а то какие-то хмыри! Я хотела, чтобы камень украсил нашу горку, а они? Для этих людей ничего святого не существует!
Я ухмыльнулась.
Моя ухмылка Наташильде не понравилась, но она не стала отвлекаться.
Выложила на стол находку, вооружилась лупой в квадратной рамке с ручкой, через которую бабуля читала этикетки, набранные типографским бриллиантом, и погрузилась в исследование. Уж не знаю, что она хотела обнаружить на браслете…
…Кутаясь в плед, с несчастным видом я плюхнулась в кресло перед телевизором с твердой решимостью не позволить Наташке испортить мне лето и в целом жизнь.
Пощелкала пультом, между делом наткнулась на криминальные новости.
– В седьмой раз в нашем городе непатриотично настроенные граждане похищают памятный камень с площади Космонавтов. Камень был подарен городу известным советским скульптором, бла-бла-бла, – тарахтела ведущая. – Администрация города обращается к похитителям с просьбой вернуть похищенное. Городская прокуратура взяла дело под свой контроль. Наш корреспондент Эдуард Птичкин обратился за комментарием к прокурору города, Федору Ларину.
Тут в кадре появился тощий и сутулый Эдичка Птичкин, однокурсник Наташки. Эдик вел криминальную хронику на нашем ТВ и время от времени предлагал Наташке руку и сердце.
Я практически переключила канал, когда в гостиную влетела вездесущая Наташильда:
– Ну-ка, ну-ка, – заверещала сестрица, – верни-ка назад!
Подчиняясь бесконечным просьбам, желаньям и командам сестрицы, я выработала в себе почти суворовскую выносливость и безропотно исполнила ее желание.
Картинка на экране сменилась, теперь камера показывала осиротевшую клумбу у памятника и какого-то полицейского чина, толстопузого и неприятного, важно расхаживающего вокруг клумбы.