Камень, жнец и мандрагора
Шрифт:
И ни разу не запнулся при том.
Папа откровенно растерялся. Мама уставилась на жнеца так, будто точно знала, что тот врёт.
— Первый раз слышу о таком решении, — всплеснула она руками.
— В пятом веке было принято несколько решений, касающихся взаимодействия с другими видами, и каждое было одобрено большинством голосов и внесено в книгу Старейшин, — буднично пояснил Алессандро. — Можете проверить, если сомневаетесь. Другое дело, что неприязненное отношение к смешанным бракам за следующие века укрепилось настолько, что если кто-то из вашего народа
Да что на праздник, чужака в родовой город не приведут, ибо себе дороже.
Мама насупилась, однако на сей раз промолчала, только глянула возмущённо на мужа. Разумеется, всех решений, внесённых в вышеупомянутый талмуд изрядной толщины, она не знала — вряд ли кто-то вообще читал сей опус полностью, кроме, разве что, книжников и законников, — но верить на слово какому-то некроманту не собиралась.
— Я сегодня же спрошу у старейшин, — отозвался папа примирительно. — А пока добро пожаловать, располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Впрочем, Халциона, ты и так наконец дома, — отец ласково потрепал меня по щеке, как делал в детстве.
— Мы собирались отправиться в Скарро завтра на рассвете, чтобы успеть занять достойные места, а не довольствоваться жалкими остатками, — вставила мама.
— И отправимся. К старейшинам я полечу немедленно, а для Халционы и господина Винтле не составит труда подняться пораньше. К тому же им, в отличие от нас, не надо собирать вещи, — и папа отступил в сторону, открывая проход к лестнице.
— Увы, Халциона, твою прежнюю комнату пришлось переделать в гостевую, — мама определённо задалась целью утопить все, даже самые крошечные, ложки мёда в дёгте. — Гости к нам заглядывают чаще, нежели старшая дочь.
— Не волнуйся, ма, нам и гостевой достаточно, тем более это ненадолго, — я подхватила саквояж и поторопилась воспользоваться отцовским приглашением, пока он не передумал.
Или мама не сказанула что-то такое, после чего я точно сорвусь, и мы с ней поругаемся.
Глава 4
На самом деле моя комната почти не изменилась, только личные вещи исчезли да кровать поменяли на более широкую, с высоким резным изголовьем. Ниша под гардероб осталась, и комод, и стол со стулом у окна, и даже ковёр. Ещё стены обтянули новыми обоями, зелёными в жёлтенький цветочек, занавески другие повесили и на комоде и прикроватных тумбочках появились идеально белые салфетки.
— Ну, всё могло быть и хуже, — констатировала я, изучая помещение, в котором провела большую часть сознательной жизни.
— Сложные отношения с матерью? — Алессандро следом за мной переступил порог и закрыл дверь.
— Да, сложные — это, пожалуй, наиболее точное определение, — плюхнув несчастный саквояж на пол, я обошла комнату, провела пальцем по краю комода.
Вот глубокая царапина, которую я случайно оставила когтём, не рассчитав силу по
Мой инициал, сделанный много позже и вполне сознательно тем же когтём на боковой стенке.
И дно в одном из ящиков продавленное, потому что я прятала в нём книги, читать кои мне не полагалось.
— Понимаю, — неожиданно отозвался жнец.
— Неужели?
— У меня были сложные отношения с отцом.
— Ему тоже не нравилось, как ты одеваешься, как разговариваешь, что читаешь и какие планы имеешь на эту жизнь?
— Почти, — присоединив свою сумку к моему саквояжу, Алессандро приблизился к окну, выглянул из-за отороченной кружевом занавески, оценивая открывающийся вид на соседний дом. — Только без первых трёх пунктов.
— Похоже, мама так и не простила мне бегства… и что я не оправдала её надежд, — я стянула берет, расстегнула пояс и жакет, сняла и положила всё на кровать, устланную вышитым покрывалом. — Вот Лита всё сделала правильно, как должно: выскочила замуж, улетела к супругу в его родовой город и тут же забеременела. И если она и её свежеиспечённый муж постараются, то даже второго успеют заделать прежде, чем Лите двадцать пять стукнет.
— Ты вернулась с женихом.
— Да только не с тем, с кем положено. И если бы я действительно была беременна от тебя, то криков бы было в два раза больше, — внуку, рождённому от человеческого мужчины, мама не обрадовалась бы.
— Ты преувеличиваешь. Твоя мать была вполне… любезна.
Сколь обтекаемая формулировка!
— Нет, это ты преувеличиваешь. Точнее, преуменьшаешь.
В дверь коротко, отрывисто стукнули и сразу открыли, не дожидаясь разрешения на вход. Лохматая каштановая макушка брата просунулась в образовавшуюся щель, тёмные глаза с интересом обозрели давно не виденную сестру и в особенности её жениха-некроманта.
— Меня это… послали узнать, не нужно ли вам чего? — сообщил младший братец.
— И кто послал? — спросила я, уже догадываясь, каков будет ответ.
— Па.
— Ясно, — я бы сильно удивилась, если бы мама вдруг озадачилась нашими с Алессандро мелкими бытовыми нуждами. Блудная дочь с возлюбленным человеческого происхождения к гостям если и относились, то явно сугубо к нежелательным, которых хочется выпроводить поскорее и надеяться, что те больше не заявятся.
— Так надо чего? — Азур открыл дверь шире и замер на пороге. — Попить, пож… то есть поесть… лишнюю подушку или ещё чего…
Я бросила вопросительный взгляд на Алессандро, и тот отрицательно покачал головой.
— Нет, спасибо, — вежливо отказалась я, заново, повнимательнее присматриваясь к брату.
Вытянулся-то как! Я помнила Азура мелким худым мальчишкой, назойливым и везде сующим свой любопытный нос, а он за годы моего отсутствия вымахал выше меня ростом, держится иначе, с подчёркнуто независимым видом. И черты лица несколько изменились, заострились по сравнению с милой детской мордашкой из моих воспоминаний, и голос другой стал. Правда, тощий по-прежнему и в плечах не сказать, чтоб прям раздался. Наверное, всё в рост ушло.