Камень. Пещера. Гора

Никулина Майя Петровна

Значит, наша катастрофическая ситуация привела не к полной гибели, а к ужесточению климата — к похолоданию. Разное географическое положение — разные события. По сравнению с небесами, сиявшими, например, над Центральной Америкой, наше небо спокойно: на нем нет, знаков беды. Согласно мифам, здешние звездные войны малокровны. Вот «Сюнькан-икиган» (Сюньк — солнце, ики — месяц): обиделся старик на сноху, та ему шубу сшила из волка, зайца и горностая, а звери разбежались — и говорит: «Пойду на твоего отца войной». Собрал воинов. А сноха крючком подцепила солнце с месяцем и спрятала в сундук. Старику стало темно идти войной. Стал он просить сноху отпустить солнце: поесть и попить надо. Та говорит: «Ты же хотел на отца моего войной

идти». — «Не буду воевать». Сноха отпустила солнце и месяц, и старик успокоился.

В ожидании очередного конца света (последние 10–15 лет) появилось огромное количество материалов разного достоинства, объясняющего древние пророчества, предсказания и расчеты. Возможность мирового катаклизма не отвергалась совершенно, но предлагались варианты, сулящие погибель некоторым районам Земли — части Европы, Японии, Калифорнии и т. д. Предлагались даже схемы и карты, где обозначены были регионы, предназначенные разрушению и затоплению. Интересно, что Урал во всех вариантах оставался невредимым.

И опять же можно объявить антинаучными рассуждения о том, что на Урале находится животворный источник с эликсиром жизни, или чакра третьего глаза планеты (это если учесть, что планета наша живая, что Сибирь представляет собой левое полушарие ее мозга, а Европа — правое, а Уральский хребет — центральное отделение головного мозга).

Но нельзя не заметить, что все эти рассуждения связаны с чисто уральскими реалиями, с нашим географическим положением, с нашей геологией — самоцветами, золотом, платиной, малахитом, хрусталем, — и с уральскими легендами о хрустальных хребтах, тянущихся под землей под каменным хребтом, о малахитовых палатах и подземных пещерах… И нельзя не учесть, что находки археологов, — а это уже научные факты, — убедительно поддерживают легенды.

Получается, что именно МЕСТО — горы, гранит, хрусталь — и исходящая от них высокая энергия хранят нас. И хранили. И не зря древние легенды говорят об этой земле как о земле избранной — устойчивой и несмертной. Тут обычно вспоминают Н. К. Рериха: «Кто может понять — переезжайте на Урал, в Сибирь, на Алтай!» И еще Бажова с его тайной силой.

Тайная сила в рабочий фольклор никак не вмещается: ранг не тот. Что касается девиц в блестящих платьях, болотных туманов или заговоренных кладов, то их происхождение понятно — они связаны с земным богатством; разговоры о золоте появились вместе с золотом. Первое видение мужика в желтой блестящей рубахе связывают с первооткрывателем уральского золота Ерофеем Марковым.

Но горная хозяйка — совсем иное дело. Ни лица постоянного, ни имени, ни срока; кем хочет, тем и обернется, где хочет, появится; и человек, и камень, и земля, и нечистая сила, неисчислимые богатства, беспредельная мощь: «Худому с ней встретиться — горе, и доброму — радости мало». Живет под землей, в горе, в царстве мертвых, попасть туда трудно, а уйти еще трудней: даже если и выйдешь, долго не поживется.

Ни в русском фольклоре, ни в башкирском, ни в ханты-мансийском подобных фигур нет. Мансийская Калташ-Эква («нижнего мира мать, земная мать» и даже «вершины горы Сакв горная женщина») на малахитницу ничуть не похожа: была женой верховного бога Нум-Торума, родила сына и считалась прародительницей людей и покровительницей рожениц; в районах наиболее подверженных влиянию христианства Калташ воспринималась как божья матерь. И хотя Калташ некоторое время действительно была в горе, хозяйкой Горы и Камня она никогда не была. Но если вспомнить, что Урал был прародиной древних народов, оставленной землей отцов и богов, потерянным адом и раем, то можно понять, откуда взялось специфическое отношение к земле и подземному царству и на кого похожа наша Хозяйка. Можно понять, почему в ее палатах где-нибудь под Гумешками или Зюзелькой порядки те же, что в древнегреческом Аиде: «наверх больше ходу нет», а если чудом и уходит

кто, то в спину ему, как тому Орфею, говорят так: «Иди не оглядывайся. Худо будет».

Сама красота и неисчерпаемость уральских недр (руды, золото, драгоценные камни) совершенно естественно увязываются с идеей Великого Подземелья — узилища свергнутых богов и места успокоения предков, когда-то населявших эту землю, впоследствии оставленную. Поэтому уход из горы — к живым людям — каждый раз уход из земли и от земли — от прародины и золотого века.

Тайная сила — это не только Хозяйка, она многолика, необъятна и непостижима. Просто красавица в каменной пещере и в малахитовом платье вернее потрясает воображение: зримая и невероятная, здешняя и нездешняя.

Хозяйка — вовсе не спасительница и не заступница. Нет никаких оснований ее классово ориентировать и представлять поборницей социальной справедливости. Разумней предполагать, что она знает закон общения человека с землей и карает за нарушение этого закона. Барин наказан не за то, что барин, а за то, что жаден и глуп; приказчик — за то, что бесчеловечен и жесток. Сочень и Кузька-Двеорылко (кстати, оба рабочие) на чужой клад позарились. Андрюхе она помогла, но совсем не потому, что он рассчитался с хозяином откровенно революционным образом (заморозил все печи на заводе), — она явилась после этого, когда социальный конфликт был уже исчерпан, так что Андрюхин бунт можно расценивать как очередное испытание на прочность: Хозяйка любит над людьми мудровать.

Степана она испытывает еще изобретательней: заставляет выбирать между земной женщиной и земной жизнью и царицей подземного царства.

Хозяйка не заступается за обиженных, но отмечает избранников — своих: талантливых, бескорыстных, чистых сердцем и… способных вынести знакомство с тайной силой.

Умение умирать непременно входит в этот кодекс чести: Хозяйка оплакивает Степана («у высокого камня лежит, словно улыбается») и брезгливо («Хозяйка даже плюнула») обрывает Северьяна, жестокосердного приказчика, на коленях вымаливающего себе пощаду: «Погань, пустая порода! И умереть не умеешь. Смотреть на тебя — с души воротит». Ее люди умирают спокойно.

Обычно все они уже отмечены судьбой: сиротством и одиночеством. Одиноки Андрюха и Степан, Илья — бобыль, «сам большой, сам маленький»; Данилка-Недокормыш — сирота круглая, Танюшка хоть и не совсем сирота, а людей сторонится: «подружек у ней нет, на парней глядеть не хочет… Разве это девка? — Статуй каменный». Это понятно: одиночество — главнейшее условие для сохранения тайны.

Все причастные тайной силе, даже видевшие однажды ее проявление — Таютка, дед Кокованя, Даренка — все одиночки. Люди, более основательно знакомые с тайной силой, и безродные, и нездешние: Соликамский парень — чужой, пришлый, «в лесу жил, с колдунами знался»; Чертознай — чудной старик, никто не знает, чем живет и занимается.

Интересно, что знакомство с тайной силой счастья никому не приносит, более того, эти люди подолгу на земле не живут: умирают или куда-то деваются. Бажов говорит об этом спокойно, как бы походя: «невеселый стал», «здоровьем хезнул», «долго не пожилось»; такая, значит, судьба, такие люди… Интересно и другое, что они в свою очередь причащают тайне других (Жабрей — Дениску, Чертознай — двух мальчишек-старателей), но всякий раз выбирают, сообразуясь с определенным нравственным кодексом: чтобы работящий был, не жадный, не злой, не завистливый, чтоб на чужое не зарился, тайну берег… Этот кодекс известен по старым легендам о каменных богатырях, и его же во все времена чтили уральские горщики. У них, конечно, были еще и свои — производственные — секреты, но все держалось на главной «тайности» (тайное слово, тайное место, тайный ритуал), открыть которую могли только избранному. В противном случае «тайность» не работала: не терпела огласки. Так обеспечивалась преемственность: из надежных рук в надежные руки.