Каменная гостья

Лузина Лада

— Трубадуры, породившие культ Прекрасной дамы, писали именно баллады, — подчеркнула Маша.

— Мя-яу… — возмущенно и сонно пропела Изида Пуфик.

И, повернув головы на звук, Трое заметили, что, хоть глаза рыжей кошки остались спящими, ее розовый нос приподнят в сторону возмутительницы кошачьего спокойствия.

Пока они спорили о прихотливых поворотах любви, тряпичная кукла, помеченная именем Руслана, плюхнулась с камина на мягкий кошачий живот.

* * *

Маша, как обычно, оказалась права: настраиваться следовало заранее, теперь же от волнения и нетерпения Чуб никак не удавалось сосредоточиться под пахучей

повязкой. Но мерный голос младшей из Трех Киевиц, читающей над ней древнее заклятие, помог оторваться от реалий.

Иная реальность постепенно проступала из темноты. Вначале она была белой подсвеченной пеленой. На ней постепенно проявлялась картинка — как фото на фотобумаге. Сначала фрагменты… Форточка старинного окна, неаккуратно заклеенная желтоватым скотчем. Стул с небрежно брошенным на спинку поношенным свитером.

Она увидела квартиру, типично мужскую: с носками, сохнущими на батарее, с окурком, забытым в горшке стоящего на компьютере на диво стойкого кактуса. Руслан спал на диване прямо в одежде. Телевизор был включен, его звуки долетали до Даши, как тихое бурчание — так же, как и для Руслана. Она видела мир его глазами. Мир Руслана был нечетким, но неизменным. Ему снилась его же комната. Телевизор во сне угас сам собой, стены прогнулись… И в комнату вступила Она.

Было непонятно, откуда она взялась. Из окна? Но ведь оно закрыто, заклеено. И осталось таким? Даша не могла проверить, не могла взглянуть на него. Она видела лишь глазами Руслана, а его не интересовало окно — он смотрел только на Деву. Чуб вдруг осознала, что Руслан больше не лежит на диване — стоит в центре комнаты рядом с непонятною гостьей.

Она была статной и такой же высокой, как он. Ее торс был обнажен, маленькие ладные груди казались литыми. Бедра обвивал странный восточный зубчатый пояс с загадочным рисунком. Разрез длинной юбки демонстрировал босые ноги. Губы Руслана и Девы соприкоснулись. Она поцеловала его… Навсегда. Поцелуй не кончался, становясь все более жадным, глубоким. Их руки остались неподвижны. Тела замерли. Он и Она стояли, не касаясь друг друга. Но губы, губы… Чуб почувствовала, что улетает в бездонный колодец, летит сквозь дыру к центру земли, ее падению нет конца… и не надо. Не надо! Она хочет падать, лететь так — без дум, без забот, без сомнений. Нет, не она — он. Сознание Руслана улетает от нее в никуда.

Резкое, обидное чувство обворованной владелицы отрезвило ее. Ревность взорвалась красной вспышкой. А после, как наяву, перед ней всплыли запекшиеся губы Руслана, мешки под его глазами. И она поняла…

— Это не сон! — закричала Чуб, взлетая с кресла, срывая повязку. — Она уже приходила! Она целовала его… Вчера, позавчера… Она забирает его! — Даша метнулась в коридор, схватила стоящую у двери метлу, вернулась в комнату, рванула двери балкона, распахнула их — в комнату ворвался танцующий снег. Над Киевом плясала и пела метель.

— С ума сошла?! — крикнула Катя.

— Стой, ты куда?! — донеслось сзади.

— Мя-у…

— Б-р-рррр… — Черный кот с шипением выгнул спину.

— Мне надо!!! — Метла Землепотрясной взвилась ввысь и прыгнула в ночь.

Внизу, на Крещатике, горели фонари и фары машин, украшенные к Новому году и Рождеству деревья, витрины. Пурга сделала все огни мутными, а Дашу — невидимой всем. Чуб неслась сквозь ледяной белый Киев, сквозь снег, ослепивший глаза, вмиг сделавший кожу ледяной коркой бесчувственности. Но жар отчаяния, бушевавший в груди, зима не могла погасить…

Она влетела на улицу Саксаганского,

где жил Руслан, пронеслась мимо какой-то стоящей на крыше статуи с заломленными руками, нашла его дом и прильнула к окну, непонятным, безошибочным чувством определив его среди десятков таких же горящих прямоугольников.

В его комнате горел свет. Он заснул, не успев погасить его, и потому Даша сразу увидела — она не ошиблась!

Руслан не спал. Или, может, спал наяву. Вытянув руки по швам, закрыв глаза, он стоял посреди комнаты, а к его рту присосалось ужасное существо. То, что казалось спереди прекрасною девушкой, было сзади лишь сгустком тьмы и темных червей. Показалось, что черные черви извиваются…

— Нет! — завопила Даша. — Не дам!!!

Руслан вздрогнул — он услышал ее. Узнал ее, прежде чем открыл глаза.

— Даша! — вскрикнул он слепо. — Ты здесь?

Чуб услышала в его крике надежду. Больше она не думала. Резко дала задний ход, разгоняясь, зажмурилась и влетела в окно — тараном, тайфуном из ревности, страсти, зимы, метели, осколков стекла, — сметая ужасное существо, отталкивая его от Руслана. Она успела увидеть огромные серые глаза страшной Девы, застывшие, странные. Рука существа потянулась к ней… Метла Чуб попятилась и ударила снова. Послышался крик Руслана, противный хруст сломанной кости и протяжный отчаянный женский плач.

«Я сломала ей что-то… руку или ногу?», — подумала Чуб.

— Что происходит? — спросил Руслан.

В тот же момент Даша очнулась в кресле посреди круглой комнаты Башни Киевиц.

* * *

Есть такие сны, в нереальность которых не веришь, даже проснувшись, даже глядя по сторонам, на реальные стены, стол, стул, ты все еще ищешь подтверждения ночным событиям. Но самое странное, если ты их находишь…

— Что тут произошло? — вскрикнул Руслан.

Окно в комнате было разбито, стул перевернут, пол усеян драконьими зубьями осколков. По квартире гуляла пурга. Руслан схватил со стены плоскую доску для снимков и всевозможных бумажек-напоминалок, заткнул дыру, кое-где приколотил заслон молотком, как мог занавесил окно одеялом.

Стекла противно скрипели, крошась под ногами. По полу растекались лужи от снега.

«Ветер, — объяснил себе он. — Ветер срывает даже крыши с домов. Мог и окно разбить… Порыв ветра разбил мне окно, оттого мне приснился такой дикий сон. Я вскочил до того, как успел толком проснуться, потому проснулся посреди комнаты… Проснулся уже после того, как я поскользнулся и упал».

Все было вроде логично. Но он не верил. Или не хотел верить? Не хотелось признавать: она — только сон. Потому что есть женщины и есть роковые женщины, и с этим, похоже, ничего не поделаешь. И роковые — не те, у кого длинные ноги, высокий рост, тонкая талия, а те, кого невесть почему ты не можешь забыть.

Весь остаток дня он не мог успокоиться, не мог понять, что за рок преследует его… Стоит ему встретить лучшую в мире девушку, как он тут же теряет ее. Но та, первая, ладно… А почему Даша ушла? Так и не смогла простить, что он говорил о другой? Или просто не знала, как еще отвязаться? Решила продинамить, тупо посмеяться? Но он же видел: она хотела остаться! Почему же ушла? И как отыскать ее?

Он хотел сразу бежать в супермаркет «Экономик», там ее должны были знать. Но обидная дрожащая резь под грудью: «Она сбежала, потому что не захотела иметь со мной дела, а я буду преследовать ее как дурак», — остановила его. Но не мысли о ней. Он не мог перестать думать о Даше.