Каменное Сердце
Шрифт:
— Как знать! Поэтому вы и хотели вступить со мной в переговоры, начальник? Если так, вы могли бы не утруждать себя.
— Нет, не поэтому. Пусть отец мой имеет терпение.
— Говорите же. Со всеми вашими индейскими обиняками никогда не знаешь, когда доберешься до сути.
— Армия великих племен подошла к президио, чтобы получить удовлетворение за все зло, которое бледнолицые причинили индейцам с тех пор, как ступили на землю краснокожих.
— К чему вы клоните? Объясните яснее, на каком основании вы переходите наши границы, не объявив войны? Разве мы нарушали свои обязательства перед вами?
— Зачем отец мой притворяется, будто не знает истинных причин войны и наших претензий к бледнолицым, — ответил апачский начальник, сделав вид, будто не доволен словами майора. — Отец мой знает, что мы несколько веков постоянно ведем войну с длинными ножами, которые живут по другую сторону гор. Для чего народ моего отца, который, как он говорит, питает к нам дружбу, вступил с ними в союз?
— Начальник, вы выдвигаете для ссоры с нами совершенно ничтожный довод. Я предпочел бы, чтобы вы откровенно признались, что желаете увести наш скот и наших лошадей, вместо того чтобы ссылаться на такой ничтожный предлог. Итак, начальник, доставьте мне удовольствие, перестаньте насмехаться надо мною и приступите к делу: чего вы хотите?
Начальник разразился громким смехом.
— Отец мой лукав, — сказал он. — Слушайте, вот что говорят начальники. Земля эта наша, и мы хотим ее вернуть себе. Белые предки моего отца не имели права на ней селиться.
— Это тоже всего лишь предлог, потому что мои предки купили эту землю у начальника вашего народа, — сказал майор.
— Начальники, собравшиеся вокруг дерева Властелина жизни, решили возвратить великому начальнику бледнолицых все до единой вещи, отданные этому начальнику взамен земли, и взять назад принадлежащую им страну, в которой они не хотят больше видеть бледнолицых.
— Это все, что вам поручено мне сказать?
— Все, — сказал индеец, поклонившись.
— А сколько времени начальники дают коменданту обдумать эти предложения?
— Двадцать четыре часа.
— Очень хорошо. А если комендант откажется принять это условие, что сделают мои братья?
— Индейские начальники решили взять назад свою землю. Если бледнолицые откажутся ее возвратить, их деревня будет сожжена, воины преданы смерти, жены и дети уведены в рабство.
— Белые из президио скорее погибнут, чем согласятся на ваши условия, но я не должен рассуждать здесь с вами, я передам ваши требования коменданту, и завтра на восходе солнца вы получите наш ответ. Только прекратите враждебные действия до той поры.
— Мы не можем оставаться в бездействии.
— Благодарю за откровенность, начальник. Я рад, что встретил индейца из числа отпетых мошенников. До завтра.
— До завтра! — вежливо ответили начальники, пораженные благородством старого офицера.
Майор медленно удалился, не обнаруживая ни малейшего страха перед коварством индейцев.
Полковник ждал возвращения майора с величайшим беспокойством: затянувшаяся беседа майора с индейскими парламентариями чрезвычайно беспокоила его. Он был готов принять ответные меры за оскорбления, которым мог подвергнуться его посланник.
— Ну, что? — нетерпеливо спросил он, как только появился майор.
— Они стараются выиграть время, чтобы сыграть
— Чего же требуют, однако?
— Притязания их нелепы, и они это знают. Выдвигая их, они словно насмехались надо мною. Они утверждают, будто сахемы, двести лет тому назад уступившие эти земли испанцам, не имели на это права. Они требуют, чтобы мы эти земли им возвратили через двадцать четыре часа. В противном случае их обычные угрозы… Ах, да, — прибавил майор, — я забыл вам сказать, полковник. Они готовы возвратить все, что сахемы получили за продажу этой земли. Вот и все, что мне поручено вам передать.
— Это безумные демоны, или они стараются усыпить нашу бдительность.
— Что вы намерены делать? — спросил майор.
— Усилить бдительность, друг мой, потому что кажется совсем скоро нам предстоит сразиться с ними. Особенно беспокоит меня старый президио.
— Вернитесь в крепость, а я останусь здесь на передовых рубежах. Особенно важно, чтобы ни в коем случае не прерывалась наша связь с крепостью и чтобы в крайнем случае мы могли отступить без больших потерь.
— Предоставляю вам свободу действий, любезный майор. Я уверен, что вы справитесь со своими обязанностями наилучшим образом.
Старые солдаты расстались, горячо пожав друг другу руку. Полковник вернулся в крепость, а майор деятельно занялся приведением вверенного ему участка в боевую готовность.
Гарнизон старого президио состоял по большей части из вакеро и леперов, на верность которых, надо сказать, рассчитывать не приходилось. Но старый офицер держал терзавшие его опасения при себе и делал вид, что питает к этой публике полнейшее доверие.
День прошел довольно спокойно. Зарывшиеся словно кроты в окопы, индейцы как будто бы и не собирались выходить оттуда. Часовые в президио бдительно несли службу у оборонительных сооружений на подступах к нему. Майор надеялся, что индейцы не предпримут вылазки до срока, назначенного ими для ответа коменданта, и, утомленный, удалился немного отдохнуть в ближайшее помещение.
Среди защитников передовых позиций находились наши старые знакомые: Паблито, Тонильо и Карлочо. Достойные вакеро засвидетельствовали в связи с появлением индейцев такие неопровержимые доказательства своей верности, что по их просьбе и в знак полного доверия к ним, майор возложил на них охрану передовой позиции, которая, так сказать, служила воротами в президио.
Через несколько минут после заката солнца четверо вакеро собрались на тайный совет. Человек двенадцать их сообщников стояли чуть поодаль от них, очевидно, ожидая результатов тайного совета.
— Итак, — сказал Карлочо, заключая разговор, — это решено, в десять часов.
— В десять часов, — решительно подтвердил Сапата. — Человек должен держать слово. Нам щедро заплатили, мы должны исполнить взятые на себя обязательства, тем более что получили только половину.
— Да, да, — дружно подхватили остальные, — потерять такие деньги было бы безумием.
— Еще бы! — воскликнул Сапата. — Подумать только — двадцать пять унций каждому!
Глаза разбойников засверкали алчностью. Между тем майор, растянувшись на диване, едва забылся тревожным сном, как вдруг был разбужен чьим-то прерывающимся от волнения голосом, прошептавшим ему на ухо.