Каменный Пояс, 1982
Шрифт:
И разбегутся сумерки.
Сестра достанет:
— На-ко, вот! —
Морозный хлеб из сумки.
Потом расскажет чудеса,
Придвинувшись поближе,
Как по сугробам шла лиса
В своей шубенке рыжей.
Она в заснеженном краю
Шла и хвостом виляла.
И, повстречав сестру мою,
Она ей так сказала:
— Идешь домой ты в аккурат,
Послушай-ка, сестрица,
Там у тебя хороший брат,
Возьми ему гостинца…
На черный хлеб я погляжу,
Его рукой поглажу.
Потом в сторонку отложу
И отодвинусь даже.
Какой же он лисичкин хлеб,
Когда он наш, вчерашний.
Он в нашей печке рос и креп
Под корочкой хрустящей.
И, рассказав мне все — хитра! —
У печки
Всем хороша моя сестра,
Да врать вот не умеет.
ВЛАДИСЛАВ ТРЕФИЛОВ
Еще комбайны на приколе
и не раскована река,
и за проселком в чистом поле
лежат глубокие снега.
Еще по утренней дороге
идут в пальто ученики.
Еще девчонкам на уроке
важней задачи, чем стихи.
Еще пороша ночью кружит,
порой завьюжит, но уже
сияет солнце в первой луже
и отражается в душе.
ИВАН МАЛОВ
ВЫПУСКНОЙ КЛАСС
И вот — разъехались юнцами.
Мелькнула школа вдалеке.
Остались матери с отцами
Стоять на пыльном большаке.
Стремились мы в края иные…
Но позже так хотелось знать —
Каким звонком
со всей России
Нас,
всех уехавших,
собрать!
ВЛАДИМИР ПШЕНИЧНИКОВ
ВОЗВРАЩЕНИЕ
— Сынок, не засти свет,
Не вижу против света.
Ты нашенский иль нет? —
Старуха ждет ответа.
Из-за моей спины
День освещал морщины,
Две прядки седины,
Платка покрой старинный.
Я «нашенский» иль нет,
Старуха загадала,
И не повинен свет,
Что сразу не признала.
Там, за моей спиной,
Тропинки и дороги,
Чужою стороной
Меня носили ноги.
— Мироновна, я ваш,
Сейчас уйду со света…
Признай меня, уважь,
Должны же быть приметы.
АНТОНИНА ЮДИНА
НОЧНАЯ СМЕНА
В ночную смену спит начальство,
Моих не ведая грехов,
Что у вальцовых у станков
Мне дело есть и до стихов,
Что можно с Музой не прощаться
До самых третьих петухов.
Уж так устроен человек,
Что часто в юношеские годы
В нас возмущается природа,
Что нам за грохотом заводов
Совсем не слышен первый снег
И не осознана свобода.
Но с юностью какие счеты?
В чем упрекнуть ее вдогон?
И кто тем будет уязвлен,
Что снежный шорох, снежный звон,
А я домой иду с работы,
И мне всего важнее сон?
ВАЛЕНТИНА РУЗАВИНА
МУЖСКОЙ ХАРАКТЕР
Как жарко в кабине!
Пылища, что туча.
Не сахар и ныне
Пахаря участь.
День без раскачки,
Ночь без уюта.
Кривая удачи
Вздымается круто.
Процентов букашки
Ползут
А в поле квадратами —
Всходы богатые.
Темп не снижается.
Тужатся тракторы.
Сев продолжается.
Зреют характеры.
ПЕРВЫЕ ПУБЛИКАЦИИ
ВИКТОР ПЕТРОВ
Рекламный ролик
Повесть
В последнее время я часто ловлю себя на мысли, что даже некоторые маститые современные прозаики пишут сухим, почти казенным языком. Обидно и горько становится за русскую литературу, да и за читателя, которого наши классики радовали не только тем, что поднимали большие социальные проблемы, но и подвижным, сочным и ярким словом. Не потому ли так быстро и прочно вошли в литературу В. Белов, В. Распутин, В. Астафьев, А. Калинин, Г. Коновалов, С. Бородин, Ю. Бондарев. Рано делать прогнозы, каким будет дальнейший творческий путь Виктора Петрова, ведь он еще очень молод, но его повесть «Рекламный ролик» обращает на себя внимание прежде всего добротным языком. Действительно, В. Петров стремится живописать словом, стремится каждую деталь «вырисовать», чтоб она «работала» на основной авторский замысел и психологическое развитие характера, характера не статичного, а в его естественном движении, развитии. Вот именно на это и обратили внимание В. Астафьев и А. Говоров, которые познакомились с повестью в ее первом варианте. Сейчас В. Петров представил в сборник окончательный, законченный вариант повести, учел замечания старших товарищей, и мне приятно порекомендовать ее нашему читателю.
Виктор Петров в свое время окончил политехнический институт, ведет детскую фотостудию. Много путешествует с фотоаппаратом по Уралу и стране, как бы запасаясь материалом для дальнейшего нелегкого литературного труда.
Судя по первой повести, у В. Петрова есть все, чтоб не только заявить себя в литературе, но и утвердиться в ней.
Цирковых мишек-боксеров с собачьи отощалыми мордами, за кусочек сахара дубасивших друг друга, Костику Илькину доводилось снимать. Однако на сей раз киностудии требовались кадры с дикими медведями в экспортный фильм о Забайкалье.
Деликатные съемки доверили опытному кинооператору Супруну. Неуживчивый бирюк Супрун и не скрывал, что в тайге ему уютнее, чем в высокоинтеллектуальной атмосфере киностудии. Костика, же приставили к нему ассистентом, то бишь подмастерьем, на выучку. И расчудесные съемки вышли бы у них, да оплошал Супрун за день перед отъездом: огурец немытый съел… Холера их побери: и огурец, и Супруна!
Не поставив в известность дирекцию киностудии (нарушение техники безопасности — запретят!), порешил Костик катить к медведям один. К столь дерзкому решению Костика, поставлявшего начальству вместо дефицитных апельсинов свежие анекдоты почтительным баском, вынудили сроки. Последним зноем истекал август на асфальтовых площадях. Кусок с медведем по сценарию предполагалось снять ранней осенью, когда пиршество желтых, багровых красок оживит угрюмое чернолесье.
Молниеносные сборы под гул жены и ядовитое молчание тещи Костик вычеркнул из памяти вообще.