Каменный пояс, 1989
Шрифт:
Олег Журавлев
ЧП В РОТЕ
Повесть
В бане их уже ждали. Новенькая бледно-зеленая форма аккуратными стопками лежала на стеллаже посреди большого зала. Рядом высились горки чистого белья. В конце внушительного ряда серой кляксой темнели шерстяные портянки. Со скамьи поднялся полуголый солдат-банщик.
— Пополнение? Сколько человек?
— Пятнадцать, — ответил сержант. — Раздевайтесь. Одежду и вещи в шкафы. С собой взять мыло, мочалку…
На полу стоял деревянный ящик. Кто-то ради любопытства заглянул в него.
— Дома я таким мылом даже руки не мыл.
— А здесь придется пользоваться, — отозвался сержант. — Ну, что стоим?
Команда возымела свое действие, и призывники заспешили снимать свои гражданские рубища. Застенчиво прикрываясь, они побыстрее проскакивали открытое пространство раздевалки и за дверью ныряли в густые клубы пара. Через минуту оттуда послышались смех, крики, обрывки шуток.
— Как пополнение? — спросил банщик сержанта.
— В службе видно будет…
У него не было настроения. Неделю назад на разводе командир полка объявил приказ: старшему сержанту Мишину Александру Ивановичу, старшине пятой учебной роты, за успехи в боевой и политической подготовке предоставить краткосрочный отпуск на девять суток. Ротный пообещал через день-два его отпустить, но тогда что-то помешало, а сегодня утром сказал: «Пока не примешь молодое пополнение, отпуска не будет». Эх, и парадку подготовил, и шинелку начистил — стала пушистой, как шуба, и подарки родным купил. Теперь жди неизвестно сколько из-за этой «зелени». Их бы вполне могли принять другие сержанты. Вот хотя бы Дронов. Грамотный замкомвзвод. Но ротный, видимо, решил перестраховаться, — с Мишина, мол, спрос больше, вот и пусть пашет. Что ж, с начальством не спорят. Обидно только, что вот так, всю радость отпуска портят.
Дверь открылась, и в раздевалку из душевой ввалились розовокожие парни. Пар клубами поднимался к потолку с их разгоряченных тел.
— Вытирайтесь и получайте белье! — скомандовал Мишин. — Кто получил белье, подходи за формой.
Парни с интересом и любопытством надевали белье, примеряли хэбэ. Смеялись.
— Мне маленькое.
Перед сержантом стоял солдат, придерживая кальсоны.
— Не застегиваются, — виновато проговорил тот.
— Одевай, что есть, — недовольно прикрикнул Мишин. — В роте найдем подходящее…
Вскоре все были переодеты. С удивлением рассматривали друг друга: одинаковые прически и одинаковое выражение глаз — радостное и вместе с тем растерянное.
— Становись! — скомандовал сержант, и через минуту строй двинулся в казарму. Морозный воздух далеко разносил нестройный топот пятнадцати пар ног, обутых в новенькие кирзачи.
…Команда «Подъем!» прозвучала как всегда некстати.
Курсанты, прибывшие несколькими днями раньше, уже одевались и поглядывали на вчерашнее пополнение. Те сонно копались в своем неумело сложенном на табуретах обмундировании, не могли попасть
— А ну побыстрее! Что тут вошкаетесь! — прогремел совсем рядом голос старшего сержанта Мишина, и дело сразу пошло веселее. Пальцы быстро забегали по пуговицам. По полу застучали заскорузло-новые сапоги, не желая почему-то налезать на ноги.
— Да кто же так портянки мотает? — поучал Мишин курсанта. — Вот так надо. И побыстрее одевайтесь. Завтра будем тренироваться выполнять команду за сорок пять секунд.
— Ого! А если не успеем?
— Разговоры! Становись! Все в строю? — спросил он у замкомвзводов.
— У меня одного нет, — подал голос сержант Дронов. — Фролова.
— Да вон он, товарищ старший сержант, спит, — сказали из строя.
В постели мирно лежал Фролов.
— Ты что, зеленый, очумел? Команды не слышишь? — коршуном набросился Дронов на растерявшегося спросонья курсанта.
— Да тихо ты, Дронов, — урезонил друга старшина. — Это же старый знакомый, который не любит солдатского мыла и не влезает в хэбэ. Так твоя фамилия Фролов?
— Так точно, — уставившись на сержанта, прогудел тот.
— Что ж, запомнил. А сейчас даю тебе минуту на одевание. Не уложишься — пеняй на себя. Время пошло.
Проговорил он это тихо, спокойно, но от этого Фролову стало не по себе, и он трясущимися руками бросился натягивать на себя куртку, брюки. Портянки он кинул на голенища сапог и попытался просунуть ногу…
— Время! — гаркнул сержант, и подчиненный поскакал лягушкой, переворачивая табуретки.
— Становись! Равняйсь! Смирно! Напра-во!
Рота пошла на зарядку.
— Ну ты даешь, Фрол. Я тебя толкал, толкал утром, а ты спишь, как слон, и ничего не слышишь.
Фролов посмотрел на шептавшего. Это был Ваганов Серега. Познакомились они на призывном, и оказалось, что жили-то на соседних улицах, ходили в соседние школы, может быть, даже и дрались друг с другом. Кто его знает, что было там, на гражданке. Теперь жизнь за высоким забором. Эта граница железобетонно отделяет ту, вчерашнюю беззаботную жизнь от сегодняшней суровой тяжелой, но такой необходимой и важной.
Фрола сейчас больше волновали не желавшие налезать на ноги сапоги.
— Давай, давай! — тянул за собой друга Ваганов. — Сейчас сержанты увидят — дадут тебе жизни.
— Не могу больше. Ноги болят.
— Почему отстали? — загремел голос старшины.
Удивительно, подумал Фрол, как паровоз: услышишь — в дрожь бросает.
— Так в чем дело?
— Ноги… Давит… — только и смог выжать из себя Фролов.
— Что, сапоги малы? Как же ты их в бане мерял?
— Так нормальные были…
— А за ночь ноги выросли.
— Вечером надевал на тонкие носки. А сейчас на портянки…
— Ага, ясно. Ладно. Давай в роту. Сегодня заменим.
Сапоги, не желавшие налезать на ноги, теперь словно приросли к ним. Каждое усилие снять их отдавалось резкой болью во всем теле.