Каменный пояс, 1989
Шрифт:
— Видимо, мы плохо люстру укрепили: когда танцевали — упала.
Филиппенко промолчал, перешагнул через коробку, обессиленный и опустошенный, лег на кровать и натянул до самого подбородка одеяло.
Виктор Максимов
МУЗЫКА
Рассказ
Ванюшка сидел на подоконнике, свесив ноги на улицу, и играл на рукомойнике, как на гармони, дергая за шляпку клапана. Рукомойник глухо брякал и петь не хотел, и Ваня
— Тыр-ля, тыр-ля, тыр-ля-ля! — наяривал он так лихо, что проходившая мимо баба Маня протопала коленце под его музыку:
— Как он весело играет! Ай да Ванюша! Музыкант!
Ванюша взыграл еще пуще, захлебнулся слюной и, не успев прокашляться, закричал:
— Пляши, баба Маня! Я играю!
— Ох, устала, наплясалась! Я потом ишо приду! — и баба Маня, оглядываясь с улыбкой, ушла.
Ванюшке стало скучно. Он повернулся и слез на пол, подошел к комоду.
Высоко-высоко на комоде, поглядывая веселыми пуговками из-под расшитого полотенца, стояла гармонь. Ванюшка сразу вспомнил запах ее мехов, ремней и еще чего-то сладкого. Однажды ему повезло: все гости вышли во двор, а гармонь оставили на табуретке. Ванюшка взял ее, и гармонь обрадовалась, прошептала: «Ванюш-ша!» — и податливо шевелилась в руках.
Но вот вошла мама и отобрала гармонь:
— Нельзя, нельзя! Это не игрушка, это вещь дорогая!
Он всегда помнил про гармонь, даже когда уходил из избы. Иногда по ночам она тихонечко и жалобно звала: «Ванюш-ша!» — и он просыпался.
Вот и сейчас Ванюшка стоял, прислонясь к комоду, и смотрел, смотрел вверх на гармонь, а гармонь будто радовалась: «Ванюш-ша»! Приш-шел! Я скучала! Давай играть!»
Он только вздохнул в ответ.
— Ванюшка, ты опять возле гармони пасешься! — войдя в избу, пригрозила мать.
Он не оглянулся, только ниже нагнул голову, и губы его стали толстеть.
— Не расстраивайся, — подошла бабушка и погладила его по голове, — вот подрастешь и научишься играть.
— Я умею, умею играть! — стал доказывать Ванюшка.
— Надо бы позвать Степана Слепого, — сказала бабушка маме, — пусть научит.
— Он и сам не больно игрок.
— Ну хоть сколько! Весь извелся мальчишка! — и голос бабушки был уже строгим, почти сердитым. Ванюшка, подняв голову, глядел на нее.
— Баушка! — у него захватило дух. — Давай позовем! Ну давай позовем, а!
Бабушка наклонилась к нему:
— А ты сбегай сам!
— Ага! — подпрыгнул Ваня.
— Только не говори «Степан Слепой», а говори «дядя» или «дедушка Степан!» — крикнула вдогонку бабушка.
К Степану Слепому подходить страшновато. Его длинное рябое лицо было всегда чужим и непонятным от неподвижности, будто кто-то прятался под маской. Оспа изъела все, и на месте глаз шевелились бело-желтые бугорки. Все мальчишки в деревне его боялись, а некоторые, желая показать свое геройство, дразнили Слепого и ускользали от его грозной палки.
И сейчас Ванюшка остановился было, но собрался
— Здравствуй, а кто это? — ответил Степан и, отвернув лицо в сторону, краем глаза увидел:
— А-а, Степанихи внук, тезка! Чего тебе?
— Научите меня на гармошке играть! — и, подумав, добавил: — Пожалуйста!
— На гармошке? Ишь ты! А не рано тебе?
— Не-ет, не рано! Я уже большой!
— Да я только «Барыню» играю…
— Научите «Барыню»! Я хочу «Барыню»! И гармошка хочет!
— И гармошка?!
— Да. Она скучает. Жалко ее.
— Скучает, говоришь?
— Ага.
— А не заругают? Папка с мамкой-то? Нельзя, поди?
— Можно! Баушка сама сказала!
— А-а, ну, коли бабушка сама!.. — Степан еще помедлил, пошарил по себе руками, которые стали беспокойно подрагивать.
— Пойдемте! — опять не вытерпел Ванюшка и совал Степану в руки его известную палку.
— Ну, пойдем, пойдем! — Степан поднялся и медленно пошел за ним, иногда хмыкая и бормоча что-то.
В избу заходить Степан отказался, сел на крыльцо. Гармонь ему вынесла бабушка. Ощупал:
— Новая.
— Купили-то давно, а играть некому, — охотно откликнулась мама. — Петя «Подмосковные вечера» учил, учил — так и не выучил!
— А воздух плохо держит — шипит.
— Ну-к, мы же не понимай.
— Известно, какие мы песенники, — сказала бабушка, сев на вынесенный из избы стул, — медведь на ухо наступил! — Бабушка говорила сердито, только понарошку.
Степан пробежал пальцами по кнопкам, гармонь рассмеялась и вдруг жахнула так, что «Барыня» запела-заплясала.
Ванюшка во все глаза смотрел на пальцы, прыгавшие по кнопкам. Дух захватывало от этого чуда: когда он сам нажимал эти кнопки, никакой «Барыни» не было, а теперь есть!
— Ну, смотри! — Степан Слепой стал медленно переставлять пальцы, и «Барыня» гусыней запереваливалась с боку на бок.
— Запомнил?
— Запомнил!
— Смотри хорошенько!
Степан показал еще раз и наконец отдал гармонь Ванюшке. Гармонь придавила ноги приятной тяжестью, пахнула в лицо запахом сладкого лака и кожи, вздыхала и попискивала от каждого движения, словно живая. И свесилась с коленок, как большая кошка.
Ванюшка, наклонив голову, нашел нужные кнопки и стал по порядку нажимать. «Барыня» стала медленно топтаться, порой попадая ногой не туда, и Ванюшка отдергивал палец.
— Не торопись, — приговаривал Слепой.
Левой рукой нащупал басы и стал играть сразу двумя руками.
— Сначала по одной выучи, — сказал было учитель, но Ванюшка, ликуя, уже играл, и все быстрее.
— Ты смотри, что вырабатывает! — воскликнул Степан. — Толк будет!
— Он губами-то по целым дням играет, — подхватила бабушка, — да так бойко да складно! И поет правильно, и пляшет в такт! — и голос ее дрожал, будто она хотела крикнуть, да нельзя было.
Ванюшка, на минуту остановившись, закричал: