Каменный пояс, 1989

Попов Борис

— А не обманет паренек-то ваш? — сказал Кузьме по-русски благообразный крестьянин возле приемной Смитта.

— Придет… раз обещал… Уж постарается…

— Чай, свой вить, из мордвов…

— К Калинину дошел, а тут не побоится! — гордо плюнул на панель другой мордвин.

С семи часов утра мордва сидели у приемной Смитта, как переселенцы на вокзале, с барахлом. Многие бродили христа ради собирать по улицам. И, возвращаясь с кой-какой добычей, угощали всех. Иные спали у парадного, почесывали животы… Грязный молодой мордвин набух от смеха и бечевкой щекотал

у спящего товарища за ухом. Тот беспощадно бил себя и матерился, потный.

Ровно в десять показался вциковский мордвин. Все повскакали, как лотошники от милиционера, а Кузьма подался, будто с рапортом, навстречу.

— Что же вы опять все? Не по жребию? — нахмурился мордвин из ВЦИКа.

— Не желают! — отвечал Кузьма.

— Как не желают?! Слышали вчера, что секретарь сказал?.. Больше десяти не выйдет ничего.

— Да што же я с идолами сделаю? — развел руками тот.

В это время подкатил бесшумно крытый автомобиль, в котором рядом с шофером сидел седой старик. Он быстро выскочил, придерживая лакированный портфель под мышкой, и почти бегом взобрался на ступеньки. Скрылся за дверь…

— Вот этот самый Смитт! — сказал мордвин из ВЦИКа.

Все заторопились, зачесались, поправляя шапки, фуражонки, одергивали пояса.

— Ну, значит, так, — заторопился вциковский, — я войду к нему сначала, обскажу, потом вызовем всех. Только вы молчок, как я сказал… Я заявлю: «Ни слова не умеют»… Иначе никто не поедет…

— Чай, мы понимаем! — загалдели все…

— И рта не будем раскрывать…

— Лишь бы вырваться…

Вциковский мордвин в последний раз взглянул на всех, хотел было идти, но почему-то подозрительно прищурился на благообразного крестьянина.

— Как будто больше, чем вчера, вас? По списку — тридцать человек?

— По списку, — отвернулся, нехотя, Кузьма.

Затихли — сразу все, но молодой мордвин проговорил:

— Немного больше. Зачем обманывать своего человека?

— Как так? — попятился мордвин из ВЦИКа.

— Да немного, — протянул Кузьма.

Вциковский мордвин стал тыкать пальцем в каждого, считать и дальше больше вытаращивал глаза и громко выговаривал:

— Тридцать восемь, тридцать девять, сорок… сорок три… сорок пять… Что это значит?!. Пятнадцать человек еще прибавили?!

— А куда же им деваться, — виновато поглядел Кузьма, — уж погибать, так всем: што тридцать, што сорок пять, а ежели же выгорит…

Мордвин из ВЦИКа опустился на ступеньку ниже, выпалил:

— Ну, граждане, я больше не ходатай!

Толпа насупилась.

— Не погибать же им?! — воскликнул озабоченно Кузьма.

— Зачем же вы обманываете? Себе же портите! Вчера вас тридцать человек, сегодня сорок пять, завтра — сто!..

В толпе зашевелился благообразный крестьянин с котомкой за плечами и по-русски обратился к вциковскому мордвину:

— Явите божескую милость, дорогой товарищ, походатайствуйте и за нас, вить погибаем!..

— А где вчера были?! — по-мордовски крикнул вциковский мордвин ему.

Но благообразный крестьянин, недоумевая, оглянулся на товарищей и не ответил. Кузьма сказал:

— Он

вить не мордва… из русских…

— Ка-ак из русских?!.

— Все пятнадцать человек — рассейские и по-мордовски ни шиша!

Мордвин из ВЦИКа натянул зачем-то фуражонку на лоб, хлопнул портфелем по ляжке и вздохнул:

— Вы попросту хотите утопить меня?!

— Зачем же… Просются. Всю ночь упрашивали взять… Спокою не дают…

Из нарядной выглянул вчерашний секретарь, в пенсне, и крикнул вциковскому мордвину:

— Товарищ! Вас желает видеть Смитт… Ведите их… Но почему же, граждане, так много? Я же вам вчера сказал?.. Впрочем, они по-русски ничего не понимают.

Мордва рванулись, как на приступ, и вместе с русскими поволокли ходатая в приемную.

Товарищ Смитт, высокий, с лысиной, в очках, стоял в дверях своего кабинета и сурово встречал просителей. В руках был список.

— Что еще за нация у нас тут открывается?.. — сказал он хмуро.

— Мордва, товарищ Смитт.

— Но автономного объединения у них нет, кажется?

— Да нет, товарищ Смитт.

— Ай, яй, яй!.. Как темны мы еще!.. — качнул он головой. — Под самой под Москвой, оказывается, еще нацмены, но главное, и по-русски даже не умеют!

Вциковский мордвин побелел, как редька, прогундосил что-то в нос…

— Как мы еще темны… Как некультурны! — подходил к мордвам товарищ Смитт и обратился к благообразному крестьянину с кошелкой за спиной.

— Какой губернии?.. — спросил он, пристально глядя в расширенные синие глаза ободранного старика, который был русским.

Тот затряс седой бородкой и с усилием держал кривившиеся губы, но молчал…

— Волости какой?!. — спросил громче Смитт, как у глухого.

Тот опять ни слова.

— Ах, несчастный!.. — вздохнул товарищ Смитт.

И, обратившись к вциковскому мордвину, сказал:

— Спросите их по-своему, — знают они, кто с ними разговаривает?

Вциковский мордвин стер пот ладонью со щеки и по-мордовски гаркнул в сторону Кузьме:

— Азыйсть тейнза лемнц! [6]

Все загалдели враз, послышались слова: «Товарищ Смитт!»

— А сколько их всего? — спросил Смитт мордвина.

— Три… Сорок пять, — хрипнул тот.

— Ах, как некультурны мы!.. — вздохнул товарищ Смитт и, покачивая головой, направился к себе.

— Соедините Замнаркомпуть товарища… — вздохнул Смитт в телефон. — Это вы?.. Я Смитт… Мое почтение… Вот тут, знаете ли, у меня открылись еще сорок пять нацменов… Как их… там… мордва… мордва… Оборваны, голодные, ужасно выглядят… Но, главное, не говорят по-русски… Нельзя ли сделать личное мне одолжение — отправить их домой?.. Будьте так добры… устройте для меня. По-русски, главное, ни слова… Просто жаль смотреть… Детишки там у них… Ужасно… Да… Ну, что ж поделаешь? Крестьяне… Из Пензенской губернии…

6

Назовите ему его фамилию