Каменотес Нугри

Езерский Милий Викентьевич

Я богат и могущественен. Я все могу сделать… Число моих сокровищ несметно, как песок морской…

А далеко от него, в другом коридоре, лежал обессилевший Кени, подложив себе под голову жесткий мешок с драгоценностями.

Кени давно уже ни на что не надеялся. Он больше не слышал голоса Нугри. Ему становилось жарко и холодно. Он бредил,

и видения сменялись видениями. То ему казалось, что он выбрался из гробницы… шел по пустыне с мешком на плечах… входил в деревушку… Выбегала из хижины старая мать и спрашивала: «Что несешь?» – «Золото, – отвечал сын, – теперь будем жить хорошо»… То ему представлялось, что он и Нугри подходят к мумии Рамзеса.

Мумия встает из саркофага. Она указывает длинным, острым, как копье, пальцем на драгоценные камни. Они всюду: под ногами, дождем сыплются с потолка, наполняют покои… Кени стоит по колени в камнях, их становится больше и больше… Они уже доходят ему до пояса, до груди, шеи… Выше и выше…

Задыхаясь, Кени шептал:

– Я иду, Нугри, иду… Подожди…

16

Факел зашипел и потух. Нугри остался в темноте. Время, казалось, остановилось. Руки болели. Он расшатывал опускную дверь с отчаянием, не надеясь уже на спасение. Но в голове продолжала биться упрямая мысль. Она неотвязно стучала, как молоточек: «Отдай сокровища беднякам».

Так он работал долго-долго. Ему казалось, что прошла целая вечность. Но он готов был работать годы, лишь бы пробиться к свету.

«Солнце, пресветлый Ра! Как можно жить без его света!»

Пищи и питья уже не было. Небольшой запас продовольствия, оставленный фараону, пришел к концу. И Нугри давно уже ничего не ел. Голод терзал его. Хоть бы кусочек хлеба, хоть бы глоток воды!

Нугри перетащил мешок поближе к двери и сел около него. Мысли путались. Обрывками пролетала жизнь – сплошное мучение! Перед глазами мелькали Мимута, сын-писец, дети…

О, как хотелось бы увидеться с сыном и детьми, пойти на могилу жены! Потом представилась деревня – бедные хижины, оборванные, полуголодные женщины, нагие дети… И золото, сыплющееся из его мешка… Вот деревня становится богатой: возвышаются красивые домики, идут нарядные женщины, бегут веселые, сытые дети…

Нугри встал и ощупью направился к двери. И вдруг пошатнулся – закружилась голова. Цепляясь за стену, он пытался итти. Желтые круги замелькали перед глазами. Он прислонился к стене – ноги подкосились.

Когда Нугри очнулся, он лежал на земле. В голове была тяжесть, есть уже не хотелось. Во рту пересохло, язык казался шершавым и лишним. Нугри попытался встать, но голова опять закружилась.

– Неужели я так и не кончу работы? – с трудом выговорил он.

Кругом – темнота и молчание. Спит вечным сном гробница Рамзеса, тишина жадно глотает каждый звук. И нет надежды выбраться из каменной могилы; входы и выходы преграждены, чертог вечности крепко заперт хитрым царским писцом.

Так лежал Нугри, обессилев от голода. Смерть медленно приближалась.

Но что такое смерть в сравнении с его подвигом? Он отдал свою жизнь, желая облегчить участь бедняков. Разве он виноват, что попытка его не удалась? Он сделал все, что в силах был сделать бедный каменотес. И так же поступили друзья, умирающие где-то в коридорах гробницы.

Долго лежал Нугри, – дней и ночей не было. Все стало темнотой, черной, как сажа. Только тишина назойливо звенела в ушах.

За несколько часов до смерти, когда он бредил, ему почудились два луча, блеснувших в темноте. Лучи исходили от женщины, подходившей к нему. Это была она, добрая жена и мать его детей, с любящим сердцем.

Со стоном он протянул к ней руки:

– Мимута, как я рад, что ты пришла за мною!