Камер-фрейлина императрицы. Нелидова
Шрифт:
— Но ведь все говорили, что брак оказался на редкость неудачным. Супруги не поладили между собой чуть не с первых же дней.
— Всё верно. Он был слишком учен, она слишком избалована. К тому же Анна Михайловна открыто встала на сторону моего покойного родителя, отвернувшись от великой княгини. Встал вопрос о разводе, который решила смерть Анны Михайловны.
— И почти сразу последовал второй брак барона.
— Да, Александр Сергеевич женился на княжне Екатерине Трубецкой, и молодые почти сразу уехали в Париж. А вот теперь, спустя без малого десять лет, последовало бесславное возвращение.
— Но
— Зато в Петербурге солнце и Ивана Римского-Корсакова увидела супруга Строганова.
— То есть? Вы имеете в виду...
— Только то, что эта дама потеряла голову от очередного аманта императрицы, а амант имел неосторожность потерять голову от неё. Роман раскрылся почти мгновенно. Корсаков получил отставку и отступного. Ему предписано навсегда оставить Петербург и не выезжать за пределы назначенной ему для жительства Москвы.
— И, значит, место для кавалергарда оказалось свободным?
— Не опережайте событий, мой друг. Кавалергард кавалергардом, а вот в Москву вслед за вышедшим из случая Корсаковым уехала баронесса Строганова, чтобы там поселиться вместе с ним. Вам мало такой пикантной ситуации? Императрица в бешенстве, но вынуждена сдерживать свои чувства из-за Строганова, а Строганов, в свою очередь, не хочет стать героем уже второго в его жизни неудачного брака. Как узнал Куракин, он предоставил жене право жить в своих московских домах, в подмосковной и ещё определил немалую сумму на безбедное существование. Как видите, в этом случае императрица окупила себя. Остался только один позор. Удовлетворил я ваше любопытство, мой друг?
— Я бы предпочла отсутствие подобных пикантных новостей.
— Вы правы, тем более, что у нас появилась одна по-настоящему интересная тема: сам граф Калиостро!
— Граф Калиостро! Это значит, что он может оказаться в России?
— Вот именно, мой друг. Его путешествия по Северной Италии и Германии наконец-то привели его в Митаву. Граф поселился в семье графов Медемов, тех самых, которые так успешно занимаются алхимией. Он совершает подлинные чудеса: лечит больных, вызывает духов. Более того, Калиостро начал преподавать для желающих изучать магические науки и демонологию.
— Значит, он задержится в Митаве надолго.
— В том-то и дело, что о его приезде в Петербург начал стараться не кто-нибудь — сам неоценимый Потёмкин. А вы знаете, он сумеет добиться от императрицы любого разрешения.
— Но Потёмкин был всегда чужд всякого масонства.
— Думаю, его скорее увлекла идея магического камня, который позволяет графу вести во всех уголках Европы такую роскошную жизнь. Богатство — единственный соблазн, которому Потёмкин сохранит верность до конца своих дней. В этом я совершенно уверен.
25 декабря 1781.
За обедом у Бецкого были только Рибас с женою, я и дежурный кадет Трубников. По утру у Рибасши был Бригонци
2 января 1782.
Рибасша разглагольствовала обо мне за обедом, в присутствии Бецкого, Миниха и дежурного. Она до такой степени много толковала, что почувствовала себя дурно, опиралась локтями на стол, поддерживая себе голову, и наконец попросила позволения выйти из-за стола, легла на диване и велела накрыть себя. Вот добрая-то женщина, но неспособная умерять себя!
Из дневника А.Г. Бобринского.
— Вы любите живопись настолько, Катишь, что даже не слышите моего голоса, рассматривая её.
— Ваше высочество, простите мне мою неуместную восторженность.
— Почему же? У женщин она уместна. И даже трогательна. К тому же вы никогда не торопитесь выносить своего суждения.
— Имею ли я на него право рядом с вами, ваше высочество! Вы подлинный знаток и ценитель, я же...
— Великая княгиня думает иначе. Не успев рассмотреть картину, она уже пускается в пространные рассуждения, и я уверен, что если бы в это время холст был унесён, она не заметила этого.
— У каждого свой склад характера, ваше высочество. И притом, возможно ли сравнение простой фрейлины с великой княжной, с той, кому вскоре предстоит носить корону!
— Вы так часто говорите об этом будущем, Катишь. Но в данном случае я готов прибавить — к сожалению.
— Я не понимаю вас, ваше высочество, — ни подобного оборота, ни горечи, которая чудится мне в вашем голосе.
— Она существует на самом деле, Катишь. Именно так мой отец говорил в отношении нынешней императрицы. Вы же знаете, он твёрдо решил вопрос о разводе и...
— Но этого не случилось, ваше высочество.
— Да, мечта отца ушла из жизни вместе с ним. Я не рассказывал вам, что, лишившись престола и оказавшись в заключении, он просил — вы вдумайтесь только в эти слова: ОН ПРОСИЛ! — нынешнюю императрицу оставить с ним в заключении его книги, его любимого слугу — арапа Нарциса, но главное — разрешить пребывание с ним любимой женщины. Он не побоялся сказать: единственно любимой — Елизаветы Романовны Воронцовой, сестры этой мерзкой княгини Дашковой. Ему было отказано решительно во всём, хотя сама Воронцова тоже не побоялась высказать желание остаться с опальным императором. Какая сила духа, казалось бы, легкомысленной женщины!