Камера абсурда

Сухов Евгений Евгеньевич

– Не могло, – промолвила Ирина, серьезно посмотрев на меня, и спросила: – Ты что-нибудь слышал об убийстве продюсера Марка Лисянского? – спросила она.

– Та-ак, краем уха, особенно не вникал, – отвечал я. – Занят был по уши на конкурсе «Кулинар года», сама знаешь. Не до прессы было.

– Знаю, – сказала Ирина. – А еще знаю, что это именно ты придумал, как изобличить убийцу.

– Ну… – я немного замялся, – в общем… да, – произнес я не очень скромно. Девушка знала, как умаслить творческого человека, особенно если он честолюбив. Приятно, когда хвалят. Заслуженно, прошу заметить…

– Так вот, мой отец и Лисянский были хорошими друзьями, – продолжила Ирина. – Настоящими друзьями, и не только на словах, но и на деле. Марк Лисянский, как

мог, поддерживал отца, когда тот ушел в запой, старался вытащить из этого болота, подкидывал время от времени кое-какую работу. А с нового года отец бросил пить, потому что появилась перспектива: Лисянский сказал ему, что у него есть новый проект – фильм про женщину, у которой сначала все было хорошо, а потом все сделалось невыносимо плохо. Ее даже в тюрьму сажают, где она выживает, приобретает новые качества характера, становится жесткой и, когда выходит из тюрьмы, мстит врагам, восстанавливает справедливость и добивается реабилитации своего честного имени. После чего у нее все снова становится хорошо, чего она и заслуживает. Ну, такая мелодрама с криминальным уклоном и хеппи-эндом в конце.

– Сейчас это модно.

– Знаю. Снимать фильм должен был мой отец, что для него было бы новым рождением. Как человека, так и режиссера. Более того, уже начались съемки. Они и сейчас продолжаются, но могут прекратиться, если отца арестуют.

– Ну, пока арестовывать его не за что, – сдержанно заметил я. – Подозрение еще не есть обвинение.

– Когда его арестуют и предъявят обвинение, будет уже поздно, – заметила Ирина. – А потом, это все же мой отец… – Она немного помолчала. – Поможешь?

– Я уже сказал, что да, – ответил я.

После чего последовали затяжные объятия и очень-очень сладкий поцелуй в губы. Такой сладкий, что у меня поплыло в глазах, помутилось в голове, и я едва не забылся, что мы не у меня дома, а в кабинете корреспондентов телекомпании «Авокадо».

– А теперь рассказывай, что ты знаешь по этому делу, – сказал я, когда наши уста разъединились. – Рассказывай все, не упуская никаких мелочей.

Ирина сказала «ага» и принялась энергично рассказывать. Оказалось, что после развода матери с отцом Ирина с отцом «развелась», в общем-то, не окончательно. То есть они виделись, подолгу общались, когда Пиктиримов бывал трезвым, куда-то вместе ходили. Нечасто, конечно, но такое, как выяснилось, бывало. И мать Ирины, похоже, об этом ничего не знала. Так что связи с отцом дочь не потеряла и была более-менее в курсе его непутевой жизни, которая с весны этого года стала вдруг налаживаться, поскольку Альберт Андреевич получил возможность, предоставленную его другом продюсером Марком Лисянским, снять фильм. Правда, у Лисянского было одно условие: Пиктиримов должен, нет, просто обязан был пригласить на главную роль Наталью Валерьевну Аленину. Ту самую Аленину, что сыграла Настьку в культовом фильме Семена Кучеренко «Проселок» и проститутку Аню в нашумевшем фильме-драме Юрия Холодова «Точка». Кстати, Аленина получила на международном кинофестивале в Чикаго премию «Сильвер Хьюго» за лучшую женскую роль именно за роль в фильме «Точка».

Во второй половине девяностых Наталья Аленина вообще была звездой российского экрана: совсем еще молодая, недавняя выпускница «Щуки», она усиленно снималась в различных фильмах и многих сериалах, причем нередко в главных ролях. А потом родила дочь Машу и куда-то пропала. Ходили слухи, что она вышла замуж то ли за шведа, то ли за датчанина с большим кошельком и эмигрировала с ребенком соответственно то ли в Швецию, то ли в Данию. Впрочем, говорили всякое, причем самое противоречивое, а правда – она одна. И какая это была правда – пес ее знает! Так или иначе, но Аленина в две тысячи двенадцатом году вернулась в Россию, где ее, как выяснилось, напрочь забыли, что обычно и случается с актерами, долго не появляющимися на экране.

Вернулась она с повзрослевшей дочерью Машей, которой было уже шестнадцать лет. С год Аленина помыкалась по разным кинокомпаниям

и студиям, снялась в каком-то рекламном ролике и единственном эпизоде в одном из бесконечных сериалов, на чем дело и закончилось. Эффектного возвращения (на что она так рассчитывала, да и вообще возвращения, как такового) в любимую профессию не получилось. А этой зимой Наталья Валерьевна Аленина сдружилась с продюсером Марком Лисянским, причем он ушел от своей молодой гражданской жены к ней, что в нынешнее время случается нечасто; чаще происходит все-таки наоборот: мужчины уходят из семьи к более молоденьким женщинам. Вот, стало быть, что послужило объяснением причины непременного условия Марка Лисянского, выставленного Альберту Пиктиримову, чтобы он непременно снимал в главной роли Наталью Аленину. Сценарий, говорят, был очень содержательный и умный, хотя на подобную тему в разных ее интерпретациях вышла уже парочка довольно успешных фильмов. Вернее, сериалов.

Альберт Андреевич нетерпеливо бил копытом и готовился выдать в свет шедевр, о котором заговорила бы вся Москва и, чем черт не шутит, возможно, даже фестивальная избалованная эпохальными картинами Европа, что было бы его триумфальным возвращением в мир большого кино. Таким же триумфальным стало бы и возвращение на экраны страны актрисы Натальи Валерьевны Алениной…

– А сколько денег вложил в фильм Лисянский? – невинно спросил я свою очаровательную рассказчицу.

– Девяносто миллионов, – ответила не моргнув глазом Ирина.

– Он уже их вложил? – спросил я, едва не икнув.

– Да, ведь съемки фильма начались, – ответила Ирина.

– А девяносто миллионов – это для фильма много или мало? – поинтересовался я.

– Это средне, – немного подумав, ответила Ирина.

– Хорошо, продолжай, я весь внимание, – сказал я.

Ирина снова сказала свое очаровательное «ага» и продолжила…

После майских праздников Пиктиримов приступил к съемкам картины. Оператором-постановщиком Альберт Андреевич взял Михаила Кичманюка – одного из лучших на данный момент в России операторов. Роли второго плана согласились сыграть Кирилл Плетнев, Александр Самойленко, Вячеслав Разбегаев, Анна Тараторкина и Маша Аленина. Маша должна была сыграть небольшую роль дочери-подростка главной героини. Словом, учитывая наличие толкового сценария, отличного оператора и замечательных актеров, фильм и правда должен был получиться успешным.

Шесть дней назад, утром, когда мы со следователем по особо важным делам Владимиром Коробовым только собирались ехать в Рузу, дабы сдвинуть с мертвой точки забуксовавшее было расследование «Кулинарного дела», на задворках модного ресторана «Ерема», славившегося русской кухней и еще тем, что чуть более недели назад был отравлен ядом рицином его шеф-повар Владимир Голубев, принимающий участие в этом злосчастном конкурсе «Повар 2013», было найдено тело Марка Лисянского. Мертвый продюсер лежал, точнее, полусидел меж двумя мусорными баками, вытянув вперед ноги и склонив голову набок. Вся его грудь была залита загустевшей кровью.

Обнаружила тело Марка Лисянского некая старушка по имени Милица Степановна Заслонова, бывшая прессовщица машиностроительного завода «Красная Пресня», которая зашла поутру позавтракать ресторанными объедками из баков, поскольку ее пенсии едва хватало на оплату квартиры и коммунальных услуг. По ее показаниям (а про них было каким-то образом известно Альберту Андреевичу, и он рассказал о них Ирине), она-де завсегда приходила завтракать к ресторану «Ерема», поскольку «там очень вкусно готовят». Вот и в тот раз раненько утречком, пока до баков не добрались местные бомжи, она отправилась лакомиться ресторанными объедками. Подошла к бакам, глядь – меж баков человек сидит смирненько, ноги вытянул, голову набок свесил. Милица Степановна вначале подумала, что это пьяный отсыпается, и стала собирать из бака разные сдобы. А когда, найдя едва надкусанный расстегай с семгой и принявшись жевать его беззубым ртом, она перешла к другому баку, тут-то и увидела, что у «пьяного» белая рубашка и пиджак в крови.