Камера смертников

Веденеев Василий Владимирович

– Китай? – вопросительно поднял брови гость. – Но какая связь?

– Браво! – хлопнул в ладоши профессор. – Изумительно, просто изумительно. Скажите, как вы догадались?

– О чем, о Китае? – недоуменно развел руками гость. – Это несложно. Вряд ли содержание песни связано с задачей, но вы говорили именно о ней, а ее исполняет только Александр Вертинский, который в Шанхае, а это Китай. Значит, что-то связанное с Китаем, но вот что именно? Тут я бессилен.

– У вас сильное логическое мышление, – уважительно поглядел на него хозяин, – но всей специфики вы, естественно, знать

не можете. Пейте чай, а я попробую объяснить. Не знаю, правда, как получится. Видите ли, я пришел к выводу, что данная криптосистема отличается применением не одного, а двух различных ключей для шифрования и дешифрования. Трудность решения в том, что до сего времени неизвестен достаточно эффективный алгоритм разложения большого составного числа на простые множители. На первый взгляд, данный шифр кажется простым, но это только на первый взгляд. Видимо, подобной ошибки не избежали ваши специалисты, поскольку примененная неизвестными шифровальщиками система, с использованием возведения в степень по модулю два большого числа, достаточно сложна. Однако это, как говорится, семечки. Секрет в другом.

– В чем же? – Антон был заинтересован. Профессор, рассказывая о своих проблемах, просто преобразился: глаза блестели, на скулах выступил румянец, жесты стали порывистыми.

– Для шифрования часто используются специальные трудности математических задач. Например, задачи об укладывании ранца. Вы, конечно, о ней никогда не слышали? Я так и думал. Понимаете, если используются математические трудности, то операции шифрования и дешифрования достаточно просты, но имеют массу сложностей для посторонних, пусть даже и специалистов по криптограммам. Я долго ломал голову, слушал музыку, и вот на патефонный диск легла пластинка Вертинского «Желтый ангел», – профессор сложил руки на груди и победно посмотрел на гостя. – Я догадался! Они использовали для математической основы шифрования и дешифрования один из вариантов старой китайской теоремы «об остатке». Оригинальное решение, правда?

– У вас так просто, – отставил чашку Антон. – Спасибо за чай.

– Просто! – чуть не подпрыгнул от возмущения Игорь Иванович. – Ничего себе! Потом я чуть голову не сломал: формулы, химические символы...

– Что? – обалдело поглядел на него Волков. – Как вы сказали? Формулы? Какие формулы? Это что же, шифровка в шифровке?

– Ага, – довольно потер руки профессор, – и я так сначала подумал. Пришлось сунуть нос в справочники. Речь идет о стали. Вернее – о броневой стали. Короче, о производстве танков!

Антон был потрясен – он ожидал чего угодно, но не этого. И сразу же появилась другая мысль: танки не строят в Москве! Здесь не плавят броневую сталь, не собирают из ее листов боевые машины, а агентурная станция немцев работала именно из восточного пригорода столицы. Почему? Как к радисту попадают сведения о броне, каким путем? И разве сам процесс плавки секрет, разве во всем мире ученые, занимающиеся металлургией, не знают, как выплавить броню, что добавлять в металл для прочности? Люди уже десятки сотен лет выплавляют различные металлы, делают сплавы, строят печи и прокатные станы. Что кроется за химическими символами и формулами, кто их передает, как?

– Но

здесь не производят танков, – доставая портсигар и взглядом попросив у хозяина разрешения закурить, сказал Волков. – И какие секреты в выплавке стали?

– Основное дело в примесях, – доливая себе в чашку кипятку, пояснил Игорь Иванович. – Они для стали то же самое, что для человека витамины. Да мало ли секретов: какая футеровка из огнеупорного кирпича на внутреннем своде печи, как очищать регенерационные блоки, как месить огнеупорную глину для летков, как загружать пульты, – знаете, такие длинные корыта, подающие в печь сырье.

Слушая его, Антон жадно затягивался папиросой. Табак был сыроват, плохо тянулся, потрескивал, оставляя на желтоватой бумаге гильзы коричневые пятнышки никотина. С производством броневой стали Волков совершенно не знаком, а теперь придется браться за учебники, чтобы получить хотя бы приблизительное представление о том, что может интересовать врага.

Сколько новых проблем потянет за собой расшифровка перехваченного сообщения? А у Козлова есть уже и другие – станция продолжала выстукивать в эфир группы цифр. Менялись волны, время и дни связи, и пусть сеансы у них не часты, но враги работали, гнали за линию фронта информацию, готовую обернуться реками крови красноармейцев. А он, майор Волков, до сих пор еще не заставил замолчать радиста, почерк которого уже прекрасно знали работники службы радиоперехвата.

Новые слова профессора отвлекли Антона от его мыслей.

– Война заставила значительно сократить сроки производства танков и другой техники, – рассказывал Игорь Иванович. – Мы этого достигли путем применения автогенной сварки, заменившей клепку при соединении частей корпуса боевых машин. В Москве живет физик Петр Леонидович Капица. Еще в тридцать девятом году он создал установку, дающую тридцать литров жидкого кислорода в час, а это основа для автогенной сварки. Сейчас закончена работа над установкой, дающей двести литров.

– Я, пожалуй, пойду, – потушив папиросу, Волков встал. – Спасибо вам, Игорь Иванович, за чай, и не знаю, как благодарить за помощь.

– Уходите, – с сожалением протянул профессор, – так хорошо сидели, чай, сухарики, даже сахару принесли. Это вам спасибо. Оставляете меня одного? М-да, хотя иногда я думаю, что в наше время лучше быть одному. Спокойнее как-то. Не считайте меня законченным эгоистом, но правда, спокойнее на душе. Кругом люди гибнут, похоронки идут, госпитали забиты, бомбежки... Вы женаты? Простите, конечно, мое любопытство.

– Нет. Есть мама, родные, они в эвакуации. Брат на фронте. Я считаю, что всегда должны быть люди, которые тебя ждут. Тогда легче вернуться.

– Понимаю, понимаю, – покивал Игорь Иванович. – Вы – люди другой профессии, прямо скажу, не всегда для меня приятной и понятной. Вам, наверное, виднее, но представьте, каково будет тем, кто вас ждет, если не вернетесь? – он прищурился и пытливо поглядел Антону в глаза. – И ведь когда-нибудь придется отчитываться за все, сделанное вами до войны и во время нее. Каково тогда будет тем, кто ждал? Впрочем, это схоластика, а жизнь и во время войны остается жизнью. Существуют любовь, дети, и прочее...