Камера
Шрифт:
– Мой коллега работает с Сэмом. Мы пытаемся убедить его. Слушание все-таки должно состояться. Надеюсь, Кэйхолл передумает.
В тиши кабинета резко зазвенел телефон, и Ларримур раздраженно поднял трубку.
– Нет, это не приемная губернатора. С кем имею честь? – Он записал на листке бумаги имя и номер говорившего. – Я его советник по юридическим вопросам. Да, не сомневаюсь, конечно же, вы голосовали за губернатора. Спасибо за звонок, мистер Харт. Непременно извещу. Всего доброго.
Он аккуратно положил трубку.
– Вот, пожалуйста.
– Что, много звонков? – сочувственно спросил Гудмэн.
– Вы не поверите.
– В поддержку Кэйхолла или против?
– Где-то пятьдесят на пятьдесят, я бы сказал.
Вновь сняв трубку, Ларримур набрал номер мистера Харта из Дамэса, Миссисипи. На противоположном конце провода к телефону никто не подходил.
– Странно. Человек только что говорил со мной, оставил номер, а теперь там никто не отвечает.
– Наверное, вышел. Попробуйте позвонить позднее. Гарнер исходил из того, что позднее у его собеседника просто не будет времени заниматься подобной чепухой. Вчера, после первого часа работы, Гудмэн внес в процесс небольшое уточнение: прежде чем назвать оператору свой номер, аналитик должен был убедиться, что на звонки абонент не ответит. Такая предусмотрительность надежно защищала его помощников от опасного любопытства какого-нибудь прыткого чиновника.
– Сейчас я готовлю повестку дня слушания, – сообщил Ларримур. – Скорее всего оно состоится в комнате для заседаний комиссии по бюджету.
– Слушание будет закрытым?
– Нет. А что, у вас с этим какие-то проблемы?
– Осталось всего четыре дня, мистер Ларримур. Проблемы у нас буквально со всем. Но последнее слово за губернатором. Мы весьма признательны за то, что он дал согласие.
– Номер вашего телефона мне известен, как и вам – моего. Держите меня в курсе.
– Я никуда не уеду из Джексона до самого конца.
Они пожали друг другу руки, и Гудмэн вышел из кабинета. Покинув здание, Гарнер опустился на теплые гранитные ступени, чтобы в течение минут двадцати с интересом понаблюдать за пикетировавшими капитолий членами Клана.
ГЛАВА 42
Несмотря на спрятанный в домашнем сундуке белоснежный балахон, Донни Кэйхолл старался держаться подальше от толпившихся на лужайке перед воротами Парчмана куклуксклановцев. За действиями протестующих бдительно следили члены специального отряда Национальной гвардии. Чуть в стороне от бело-голубой палатки расположилась группа скинхедов, рядом с ними топтались крепкие парни в коричневых рубашках. Вызывающего вида молодые люди размахивали транспарантами, на которых были грубо намалеваны лозунги в поддержку узника совести Сэма Кэйхолла.
Понаблюдав пару минут за красочным спектаклем, Донни направил машину на стоянку у домика охраны. Поскольку имя его значилось в списке, администрация тюрьмы прислала за посетителем мини-автобус. Девять с половиной лет
Из четверых братьев Кэйхолл шестидесятилетний Донни был самым молодым. Следуя примеру отца, все четверо еще подростками вступили в Клан. Решение это далось им просто: так требовали традиции семьи. Позже Донни пошел служить в армию, воевал в Корее и успел немало поездить по миру. Со временем интерес к пылающим крестам у него пропал, и, покинув в 1961 году родной штат, Донни перебрался в Северную Каролину, нашел там неплохую работу на мебельной фабрике. Жил он сейчас в окрестностях Дёрхама.
Каждый месяц Донни отправлял в Парчман блок сигарет и небольшую сумму денег. Пару-тройку раз братья обменялись письмами, но поскольку эпистолярный жанр внушал обоим отвращение, переписка заглохла. О том, что ближайший родственник Донни оказался на Скамье, в Дёрхаме знали всего четыре человека.
У дверей Семнадцатого блока его обыскали и провели в “гостиную”. Минут через пять туда же вошел Сэм. Братья крепко обнялись, а когда разжали объятия, то в глазах друг у друга с недоумением заметили слезы. Сложением и ростом оба были почти одинаковы, только Сэм выглядел лет на двадцать старше. Он присел на край стола, Донни опустился на стоявший рядом стул. Оба закурили.
– Есть что-нибудь обнадеживающее? – после долгого молчания спросил Донни, уже зная ответ.
– Ничего. Не удовлетворена ни одна апелляция, ни одна жалоба. Они пойдут до конца, Донни. Со мной расправятся. Запрут в камеру и накачают газом, как подопытного кролика.
Младший уронил голову на грудь.
– Мне очень жаль, Сэм.
– Мне тоже, но будь я проклят, уж скорее бы!
– Не говори так.
– Я сказал тебе правду. Устал жить в клетке. Возраст не тот, да и время подпирает.
– Ты не заслуживаешь смерти, Сэм.
– Это самое тяжелое. Дело не в страхе – все мы когда-нибудь умрем. Мерзко сознавать, что какие-то шакалы просто тобой попользовались. Победа останется за ними. Будут стоять и смотреть, как я корчусь. Подонки!
– Что говорит твой адвокат?
– Он испробовал все средства. Без результата. Хочу вас познакомить.
– Видел в газете его фотоснимок. Не очень-то он походит на нашу кровь.
– Он молодчина. Весь в мать.
– Голова варит?
Против воли Сэм улыбнулся:
– Не то слово. На редкость смышленый паренек. Все это здорово его огорчает.
– Он подъедет к тебе сегодня?
– Наверное. Остановился у Ли, в Мемфисе, – произнес Сэм с ноткой гордости в голосе. Судьба свела-таки его дочь и его внука, и они прекрасно ладят.
– Утром говорил с Альбертом, – сообщил Донни. – Он слишком слаб, чтобы приехать.
– Вот и хорошо. Мне он здесь ни к чему. Так же, собственно, как и его отпрыски.
– Альберт просто хотел выразить тебе свое уважение.