Камера

Гришэм Джон

За прошедшую четверть века тихий и провинциальный Гринвилл с населением едва ли в тридцать тысяч разросся, превратившись в оживленный речной порт. Число его жителей удвоилось. К 1990 году Гринвилл стал пятым по величине городом штата.

Вдоль тенистых улиц деловой его части стояли солидные старые особняки. Аккуратный и чистый центр города почти не изменился, приятно отличаясь от погруженной в хаос автострады номер 82. Часы показывали начало шестого, когда Адам свернул на Вашингтон-стрит и выключил двигатель. Магазины готовились принять поток вечерних покупателей. Сняв пиджак, Адам оставил его на переднем сиденье: зной не ослабевал.

Пройдя три квартала,

он оказался у входа в небольшой парк, в центре которого стояли отлитые из бронзы фигурки двух мальчиков. Одного скульптор изобразил бегущим, другой готовился прыгнуть. Беспечные движения детей были переданы мастерски. Джон и Джошуа Крамеры застыли в металле, навеки оставшись пятилетними мальчишками. Латунная табличка у их ног кратко сообщала:

ДЖОН И ДЖОШ КРАМЕРЫ

ПОГИБЛИ ЗДЕСЬ 21 АПРЕЛЯ 1967 ГОДА

(2 МАРТА 1962 – 21 АПРЕЛЯ 1967)

Парк представлял собой идеальный квадрат, равный по площади половине городского квартала, где находился офис Марвина Крамера. Весь участок долгие годы был собственностью семьи, и отец Крамера подарил его муниципалитету с единственным условием: воздвигнуть на месте гибели внуков мемориал. Взрыв сровнял здание офиса с землей, строители снесли соседнее, и на пожертвования горожан власти разбили парк. Его окружала ограда из чугунного литья, со всех четырех сторон на островок зелени вели украшенные арками входы. Вдоль ограды тянулись два ряда деревьев, молодых дубков и кленов. Площадку в самом центре обрамляли клумбы бегонии, от них в разные стороны уходили аллеи невысоких олеандров. В восточном углу парка виднелись ступени маленького амфитеатра, через дорожку напротив у лодочек качелей восторженно щебетали дети.

В крошечном, зажатом зданиями оазисе царили умиротворение и покой. Адам миновал сидевшую на деревянной скамье парочку влюбленных. Вокруг фонтана кружили на велосипедах семи – или восьмилетние школьники. Неспешно двигавшийся навстречу старичок-полицейский поднес ладонь к козырьку фуражки, с достоинством приветствуя Адама.

Опустившись на скамейку, Адам устремил взгляд на находившиеся футах в тридцати от него бронзовые фигурки. “Никогда не забывай о жертвах, – предостерегала его тетка. – Они требуют возмездия. Они заслужили это право”.

В памяти всплыли эпизоды судебных процессов: показания эксперта ФБР, докладывавшего присяжным технические характеристики бомбы, медика, который со всей возможной сдержанностью описывал изуродованные тельца, членов пожарной команды, что пытались спасти погребенных под обломками детей, но смогли извлечь из руин лишь их трупы. В распоряжении следствия были и фотографии, однако судьи с большой неохотой позволили жюри присяжных взглянуть на увеличенные, жуткие в своих подробностях цветные снимки. Прокурор Макаллистер, наоборот, требовал предъявить их не только присяжным, но и прессе.

Адам прикрыл глаза, чтобы ощутить, каково это, когда земля дрожит под ногами. Перед глазами возникло облако пыли, в ушах зазвенели крики объятых ужасом прохожих, послышался вой сирен.

Мальчики были не намного старше его самого, когда дед своими руками лишил их жизни. Им – пять, ему – три года. Сейчас ему двадцать шесть, значит, им исполнилось бы двадцать восемь.

От тяжести в груди перехватило дыхание, лоб покрылся холодной испариной. В пробивавшихся сквозь густую листву лучах солнца бронзовые лица чуть поблескивали.

Как мог Кэйхолл совершить такое злодеяние? Почему Сэм приходится дедом ему, не другому? Когда он решил принять участие в начатой Кланом войне против евреев? Что превратило безобидного в общем-то

поджигателя крестов в хладнокровного террориста?

Адам смотрел на фигурки и ощущал, как в душе разгорается ненависть к деду. Мучило чувство вины: зачем он приехал в Миссисипи? Спасать выродка?

Выйдя из парка, он отыскал гостиницу, заплатил за номер. После звонка Ли включил телевизор, шла программа новостей из Джексона. Судя по сообщениям, этот погожий день ничем не отличался от других. Гвоздем программы были вести о Сэме Кэйхолле. Губернатор и генеральный прокурор штата комментировали последние усилия его защитника. Пожаловавшись на усталость от бесконечного потока жалоб и ходатайств, оба заявляли о своем твердом намерении довести дело до логического конца. За кадром диктор торжественным голосом напомнил зрителям количество оставшихся до казни дней: двадцать три. На фоне старого фотоснимка Кэйхолла по экрану проползли две жирные цифры.

Ужинать Адам отправился в небольшое кафе. Дожидаясь, пока официант принесет заказ, бифштекс с зеленым горошком, он ловил обрывки разговоров, что вели меж собой посетители. Имя деда в них не упоминалось.

Когда на город опустились сумерки, Адам решил пройтись по улицам. Он медленно шел вдоль ярко освещенных витрин и размышлял о том, как по этой же бетонной плитке метался Сэм, задавая себе один-единственный вопрос: почему нет взрыва? Возле телефонной будки Адам остановился. Не отсюда ли дед хотел позвонить Крамеру?

Безлюдный парк был погружен в темноту, лишь у входа горели два газовых фонаря. Приблизившись к памятнику, Адам опустился на невысокую плиту из полированного гранита. Здесь, говорилось в табличке, мальчики и погибли.

Не замечая ничего вокруг, Адам просидел на теплом камне довольно долгое время. В голове билась неотвязная мысль: ведь все могло сложиться совершенно иначе. Но жизнь, оказывается, предопределил прозвучавший почти четверть века назад взрыв. Ударная волна выбросила его из Миссисипи, заставила сменить имя, стерла прошлое. Она же, несомненно, явилась причиной смерти отца, хотя никто в то время не взялся бы предсказать, каким будет конец Эдди Кэйхолла. Именно взрыв подтолкнул Адама к выбору профессии, ведь только узнав о Сэме, он принял решение стать юристом. До того момента его манило к себе небо, влекли мечты о штурвале самолета.

Теперь же взрыв вновь привел его в Миссисипи, заставил взять на себя ответственность за гиблое, почти безнадежное дело. Похоже, последнюю свою жертву бомба поразит через двадцать три дня.

Что потом?

ГЛАВА 23

Рассмотрение протестов и апелляций по смертным приговорам тянется по большей части годами и со скоростью черепахи, причем черепахи очень старой. Спешить судейским чиновникам некуда, проблем и без того хватает, папки с бумагами пухнут, становятся неподъемными. В повестке дня всегда есть дело поважнее.

Однако время от времени решения принимаются молниеносно. Поразительно, каким скорым умеет быть правосудие. Особенно тогда, когда оставшиеся до роковой даты дни начинают бежать один за другим. Закономерность эту Адам понял во вторник.

Потратив десять минут на изучение внесенного адвокатом Сэма Кэйхолла протеста, Верховный суд штата Миссисипи около пяти часов дня отклонил его. Успевший только к вечеру прибыть в Гринвилл, Адам об этом не знал. Собственно говоря, удивлял не сам отказ, поражала стремительность, с которой было вынесено решение. Бумага пролежала в стенах суда менее восьми часов, дело же Кэйхолла длилось десяток лет.