КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК

Орлов Владимир Викторович

Однако после того, как Костя пообещал купить закусочную, в Камергерском он более не появлялся.

«За деньгами уехал», - неуверенно прошелестел кто-то.

Понятно, Даше пришлось выслушать немало шуток и подзуживаний. Не от гостей, а от кассирш, поварих, уборщиц. «Где же твой-то?» Произносились и глупости, в частности, о шоколадных детях, но глупости беззлобные, а чтобы похихикать, пофыркать и тем скрасить течение жизни. И потихоньку забывали о закрытии закусочной, устройствах своих судеб вблизи или вдали от Камергерского.

Напрасно забывали. Но забывали.

Теперь же, в связи с предложением Фридриха Средиземноморского снова вспомнили. Но опять как бы шутейно. И если негр Костя и его финансы остались загадкой, то Фридрих был понятен до последней прорехи в штанах.

Кладов в них не имелось. Но шутки не возбранялись. Уже вчера Даша слышала: мол, соглашайся, но лишь в том случае, если Фридрих выкупит закусочную.

И сегодня началось с подзуживаний. Причем все понимали, что Фридрих - жених водевильный, из обреченных на конфузы, Даше не мил, но отказать себе в удовольствиях игры не могли. И Даша, пусть и как бы лениво, игру поддерживала. «Да на кой ляд мне этот подзаборник?» - «Какой же он подзаборник, - возражали Даше, - если он вот-вот виллу купит на Корсике?» Высказывались суждения, что Фридрих, в особенности после того, как ему в важной фирме вручили глобус, бросит пить, курить сигары, жрать конфитюр, проигрывать деньги в шахматы и в футбольный тотализатор, снимать телок на Тверской за сто двадцать долларов и, глядишь, накопит на Корсику. (Тут, полагаю, уместно заметить, что Рогнеду и ее товарок - слово близкое - с Тверской прогнали то ли в Химки, то ли на Воробьевы Горы, и Даша уж более года не видела Рогнеду и ничего о ней не слышала). Так вот, Даша обязана заставить жениха выкупить закусочную, отложив Корсику, заведение принесет доход, вы с Фридрихом утонете в золоте и получите виллу.

– Да ну вас!
– наконец, будто бы всерьез рассердилась Даша.

А тем временем «Радио шансон» объявило два часа. Но никакой Фридрих своим посещением закусочную не порадовал. Время приема по личным вопросам миновало. Режим в закусочной такой. К восьми часам прискакивают или последними усилиями подгребают жаждущие продолжить существование. «Сто пятьдесят… Кружку холодненького!» Не обязательно артисты, или музыканты, или думские. Не обязательно местные. Главное - жизнелюбивые. Их вклады в оборот предприятия продолжаются часов до двенадцати. Потом, до полвторого - тишина. Редкие гости. Чашка кофе и чтение газет. Тут и возможны лирические шушукания и интимные переговоры. Тут бы и явиться Фридриху, раз у него страсть или разумный расчет, с букетом, тортом или коробкой конфет. Тут бы и ответить Даше без обидных для Фридриха зрителей обоснованным отказом. Увы… И уже без четверти пять Даша стала чувствовать себя брошенной невестой. Шел шестой, когда в Камергерском перед витриной «Закуски» возникли трое мужчин. Они не просто остановились на тротуаре для разговора. Они осматривали.

И поводов никаких не было, а Даша обеспокоилась. Кассирша Людмила Васильевна та - встревожилась. И даже уборщица Фая, вечно бормочущая сама с собой, взглядывала на мужиков за стеклами с опаской.

Конечно, у их витрины останавливались. И туристы, и москвичи с окраин. Стоял тут в канун столетнего юбилея МХАТа и сам Лужков, а пан Крапивенский давал ему пояснения. Собственно, к этому столетию витрина и обряжалась в некую историческую достопримечательность. Художником, хватившим приличный куш, между рам витрины был установлен столик, за которым будто бы пили чай три сестры и барон Тузенбах, на столике же расположили предметы старины. Среди прочих там были небрежно разбросаны (приклеены) листы партитуры отчего-то оперы «Фауст» (никакой логики в их присутствии я не обнаруживал), на листах местились керосиновая лампа, патефон и гитара. Сыскать граммофон или механическое пианино, понятно, было хлопотно, но отчего же к шехтелевским фонарям вдоль переулка добавлять патефон тридцатых годов? Если только иметь в виду быт булгаковских героев? Ну да, ладно. Главное, возбудить воображение. Гитару уже после юбилейных торжеств, разбитую, с одной струной, приволок полковник Володя Нелегайло из дома номер шесть по Тверской, он же водрузил рядом с часами над Дашиным буфетом кинжал, и теперь фантазеры вписывали гитару в судьбу Николки Турбина, а кинжал - в историю кавказских войн.

Но что сейчас рассматривали в витрине трое мужчин, один из которых стал закусочной уже известен,

а другой был и не мужчина вовсе, а телохранитель? (Витрине этой еще предстояло быть разбитой вдребезги, а Даше досталось собирать стеклянную крошку в ведра.) Может, эти трое, то есть двое из них, выясняли ценность керосиновой лампы с намерением ее приобрести? Знатоки к ней приглядывались не раз. Приезжие из Франции, из эмигрантов, предлагали за нее полторы тысячи долларов. Галина Сергеевна, администратор-распорядительница, нутром негоцианта почуяла, что французы дешевят, и в сделке отказала. Среди витринного реквизита лампа и впрямь была единственно подлинной и стоящей вещью. Сосуд для керосина из бронзы и фарфора, с розовыми цветами по белому полю. Осветительный прибор, вполне возможно, происходил из благородного дома.

– Лампу, что ли, рассматривают?
– предположила Даша.

– Да нет, Дашенька, - мрачно покачала головой кассирша.
– Это они нас с тобой рассматривают.

– То есть как, нас?
– удивилась Даша.

– Они закусочную рассматривают, - сказала Людмила Васильевна.
– Но выходит, что и нас с тобой.

– Зачем мы им?

– Мы-то с тобой им совсем ни за чем…

– Ну а что же…

– Это покупатели, - совсем мрачно сказала Людмила Васильевна.
– Вернее, один из них покупатель. И он - серьезный…

Покупатели, по версии Людмилы Васильевны, мнениями не обменивались, рты не раскрывали, а просто стояли. Телохранитель зыркал туда-сюда, возможно, он вел наблюдение и затылком. Хлыщ, лет тридцати пяти, днями назад ведший в закусочной разговор о тайниках с любителем солянки Прокопьевым, Агалаков, что ли, его фамилия, стоял Даше знакомо: голову в кудрях чуть откинув назад и поддерживая ладонями локти - знаток в Третьяковке перед «Письмом с фронта» Лактионова (это пришло в голову рассказчику, а не Даше). Третий созерцатель был жилистый верзила в вельветовых штанах, в замшевой куртке поверх бежевой водолазки и в темных очках. Вид он имел спортивный, а стоял нервно, покачивался, то и дело привставал на носки, будто готовясь совершить бросок в намерении изловить нечто. Его Даша видела впервые, он и вызывал ее беспокойство.

– Это в очках, что ли, покупатель?
– спросила Даша.

– Ну да…

– Хищник, - рассудила Даша.

– Он не хищник, - сказала кассирша.
– Он добытчик.

Вблизи керосиновой лампы возник разговор. Вернее, заговорил господин в кудрях, руки был вынужден снять с груди, а жилистый верзила, все еще покачиваясь на носках, его слушал. Господин в кудрях (Агалаков?) достал из кармана некое устройство размером с мобильный телефон и начал что-то выщелкивать. Верзила слушал, смотрел на выщелкивания Агалакова, иногда кивал. Потом он произвел движение рукой, и трое вошли в закусочную.

– Что-нибудь заказать, Анатолий Васильевич?
– искательно предложил Агалаков.
– Икорку? У них жульены удачные… А заодно и на стены посмотрите.

– Не стоит, - сказал Анатолий Васильевич.
– И нет времени.

И тут он взглянул на Дашу.

– Хотя нет, - сказал.
– Пожалуй, следует промочить горло.

– Коньячку?
– проявил расторопность Агалаков.
– Пива? Пиво здесь очаковское, сорт «Норд-вест».

– Я закажу сам, - сказал Анатолий Васильевич.
– Стакан сока. Грейпфрут. Игорь, вы будете? (Телохранитель кивнул.) И еще стакан. Но томатного. А уважаемый Николай Софронович угостит себя по своему усмотрению.

В мгновения, когда Даша направляла струю из пакета в стакан, Анатолий Васильевич снял очки. Выкладывая клиенту сдачу, Даша поглядела ему в глаза. Глаза его были голубые, веселые, отчасти лукавые. Никакие беспокойства эти глаза не должны были вызывать.

– Благодарствую, милая барышня, - сказал Анатолий Васильевич.
– До новых встреч.

После ухода из закусочной промочивших горло к кассе подскочил один из думских или советников и зашептал Людмиле Васильевне, но на весь зал:

– Знаете, кто заходил-то? Сам Квашнин! Миллионщик! Да что там миллионщик! У него - отрасль! Отрасль! В Америке и в Японии - представительства! У него на содержании хоккейная команда высшей лиги «Северодрель», из нее игрокам в Канаду не надо бежать!