Камеристка
Шрифт:
На такое тройка грабителей не рассчитывала. Никогда бы им и в голову не пришло, что изнеженные придворные могут ответить на нападение энергичным сопротивлением.
Второй бандит также катался по земле и вопил, будто его поджаривали. И неудивительно, ведь Франсуа ткнул ему горящими свечами прямо в лицо. Волосы парня мгновенно вспыхнули. Он отчаянно пытался руками сбить пламя; но, казалось, своими беспорядочными движениями он только раздувал огонь.
То, что он уронил кусок проволоки с деревянными ручками на каждом конце, то есть удавку, заставило меня задуматься. Мы имели
Краем глаза я заметила, как Франсуа ударил грабителя тяжелым серебряным подсвечником в правый висок. Нож выпал из рук мужчины, он беззвучно рухнул на левый бок и, падая, перевернулся.
Позже я не могла точно сказать, как это произошло. Но факт тот, что мой собственный кинжал уже торчал у него между ребрами, а я лежала на упавшем. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что парень мертв. Это можно было разглядеть даже в плохо освещенном коридоре. Меня поднял Франсуа. Франсуа и я повернулись к двум другим.
Тот, с горящими волосами, стеная, катался по полу:
— Мои глаза. Мои глаза.
Тогда как другой, тот, которого я ударила своей дубинкой в лицо, пронзительно вопил: «У меня сломан нос». Он кое-как поднялся на ноги — по лицу его текла кровь — и быстро исчез.
— Этому на сегодня хватит, — буркнул Франсуа. Второму бандиту наконец удалось погасить пламя. Но какой ценой. Кожа на ладонях у него лопнула, оттуда текла кровь, как и на обожженной коже головы, с которой теперь свисали обугленные клочья волос и кожи.
Мадам Франсина приставила ему свой кинжал к горлу:
— Вставай, только медленно, бродяга, — приказала она ему и, дрожа от страха, он сделал, как ему велели.
— Проваливай, ты, сволочь! — крикнул Франсуа и на прощание сильно пнул его ногой в зад. И этот бандит быстро сбежал.
Теперь нам нужно было убрать труп. Мы решили эту проблему с таким хладнокровием, какого еще год назад даже не смогли бы предположить.
После того как Франсуа зажег свечи, оттащил труп в нишу, чтобы никто об него не споткнулся, и вытер лужу крови клочком ткани, который я кинжалом отрезала от своей нижней юбки, мы, как будто ничего и не случилось, снова пошли к королеве.
Мы не хотели, чтобы Мария-Антуанетта что-нибудь заметила — ей хватало страха за своих детей. Уже несколько месяцев назад все стали подумывать о бегстве из Версаля. Королева приказала моей госпоже, как старшей гувернантке дофина, подготовить все для отъезда. Это звучало хорошо, но никто не знал, куда ехать.
В большинстве провинциальных городов царила полная анархия, и даже в деревнях страдали от ужасающего насилия. Многие солдаты, носившие королевскую форму, уже дезертировали. Другие бродяжничали с мародерами по Франции. Но было непонятно, где может укрыться семья короля.
Людовик, который позже появился в покоях Марии-Антуанетты,
— Я — отец большой семьи, которая полагается на то, что я позабочусь о ней. Хотя сейчас меня ненавидят, но это потому, что умы затуманены, — заявил король с пафосом своей супруге, которая настоятельно просила его дать свое согласие на отъезд.
Мария-Антуанетта все снова и снова указывала ему на то, что у него есть обязательства по отношению к своим собственным детям, но король настаивал: пусть только туман рассеется, и тогда все станет как прежде.
— Задача монарха — ждать, как терпеливому отцу, и тогда все вернется в нужное русло.
Королева ничего не добилась, и мы с моей госпожой отправились в обратный путь в ее апартаменты. Во дворце теперь было уже совершенно темно. Перед комнатами Марии-Антуанетты нас ожидал Франсуа с тяжелым подсвечником: я схватила свою дубинку, стоявшую в углу за занавесом, и мы зашагали.
Франсуа не тратил времени зря и со своим другом спрятал труп убийцы. Ни мадам дю Плесси, ни я не поинтересовались где.
Подчеркнуто наивно я спросила свою госпожу:
— Вы знаете, мадам, что свиньи охотно жрут человечину?
При виде широкой ухмылки на лице Франсуа я поняла, что попала в яблочко.
— Ну да, моя дорогая, — ответила мадам Франсина, — мой отец однажды приговорил к повешению брата и сестру, убийц, потому что они отравили своего деда как лишнего едока, а потом, разрезав на порции, бросили свиньям на корм.
Значит, графиня тоже все поняла.
Перед дверью в наши покои моя госпожа попрощалась с Франсуа, особенно сердечно поблагодарив его, и сунула ему в руку кое-что из своего кошелька. Он низко поклонился и пожелал нам обеим доброй ночи. Он со своим другом конюхом решил остаться в коридоре, чтобы нас охранять.
Когда я расчесывала волосы графине и прятала их на ночь под чепец, она заметила как бы между прочим:
— Что вы думаете, моя милая? Я нахожу, что в ближайшее время нам, возможно, стоит больше придерживаться рыбы и птицы.
— Совершенно верно, мадам, — ответила я серьезно, — телятина тоже полезна, как я читала, только свинину употреблять сейчас не рекомендуется. Кто может сказать, чем теперь кормят предназначенных для дворцовой кухни хрюшек?
Глава шестьдесят пятая
У месье Неккера был план продать государственные акции, чтобы получить наличные в разграбленную казну. Но он не нашел никого, кто их у него взял бы. Дополнительные трудности возникли и из-за того, что никто больше не платил налогов.
А Национальное собрание? Оно усердно работало над созданием конституции. Какая роль отводилась там королю, оставалось тайной.
Париж наконец перехватил инициативу: 18 сентября в столице создали центральную власть, названную «коммуна», причем каждый избирательный округ города — их было, я думаю, шестьдесят — наделялся собственной исполнительной властью, а также должен был сам снабжать себя продовольствием, а не отсылать все в столицу.