Камероны

Крайтон Роберт

– Странное, конечно, ты выбрала время для таких дел, – сказал управляющий, – но пути господни неисповедимы.

Почему-то это показалось ему невероятно смешным, и он захохотал раскатистым мужским смехом.

– Писать-то ты умеешь?

– Угу, умею.

– Большинство из них не умеет. – И он снова захохотал, вспомнив чаепитие в Брамби-Холле.

– А что твой муж на этот счет думает?

– Он ничего не знает. Иначе зачем бы я пошла сюда ночью? – Как твои крысы в темноте, подумала она, и тотчас выбросила эту мысль из головы.

– Красавец в юбочке, – иронически

заметил он. – О, он произвел там впечатление и выставил себя полным дураком. Ты, конечно, слыхала про туфли. Ну ладно, ладно, давай имена.

– Роб-Рой Камерон.

Он записал – очень тщательно.

– Красивое имя для углекопа, а? Высоко же вы себя ставили, миссис Камерон, высоко.

– Эндрью Драм Камерон.

Скрипело перо. Крысы снова выскочили – слишком уж притягивал их запах сала.

– Сэмюэл Сазерленд Камерон.

– Вот этому, если можно так выразиться, со временем на блюдечке будут все подавать. Он что называется хитрожопый, как и его младший братец.

Одна из крыс стояла в остывшей золе очага на задних лапах и вылизывала дно невымытой сковороды с длинной ручкой. До чего же умна крыса, подумала Мэгги, – держит равновесие с помощью языка и одновременно работает им, слизывая сало.

– Понимаете, он умер, – сказала она.

Он не понял ее.

– Джемми Камерон умер.

– Тогда давай следующего. Имя – как его зовут?

– Джемми.

– Это не имя. Мне нужно полное имя, как записано в книге. – Управляющий начинал терять терпение.

– Джеймс Драм Камерон. – Она встала и рассеянно зашагала по комнате, где лежали тени. Это явно раздражало мистера Брозкока. – Понимаете, он умер. Я не могу подписать за него бумагу, потому что он мертв, – сказала Мэгги.

Миссис Брозкок, спускавшаяся вниз, остановилась на площадке лестницы.

– С ней что-то неладно, – крикнула она мужу. – Смотри, будь осторожнее – держись подальше. Она сумасшедшая.

– Да что же я тут делаю среди всего этого сала? – Она остановилась перед Брозкоком. – Помните, один из моих сыновей сказал, чтоб вы берегли свою голову? – Она внимательно оглядела комнату, ища кочергу или совок для угля, хоть что-то, чем бы ударить его по голове, но, когда нашла, было уже поздно. Мистер Брозкок схватил ее и вывернул ей руку, так что она выронила железную кочергу, чувствуя, что иначе рука сломается. Боль в руке и грохот кочерги, упавшей на каменный пол, прорвали пелену окружившего ее тумана, разрушили владевшие ею чары, и все в комнате постепенно встало на свое место. – Я что, пыталась ударить вас?

– У тебя бы ничего из этого не вышло.

– Я вовсе не хотела вас ударить. Я хотела поблагодарить вас. Вы дали мне хороший урок.

Тем временем миссис Брозкок спустилась вниз и, держась подальше от Мэгги, прошла вдоль стенки к выходу и распахнула дверь.

– Вот дверь, – сказала она. – Вот.

– Угу, я вижу. Вы знаете, что такое никчемная мать? – спросила она миссис Брозкок. – У вас когда-нибудь были дети?

Миссис Брозкок не отвечала. Все в Питманго знали ее детей.

– Да, конечно, ну так вот что я вам скажу. Вы были для них лучшей матерью, чем я для своих детей. Хоть вы и живете с крысами,

с салом и с такой свиньей, как ваш супруг.

– Ты рехнулась, понимаешь, рехнулась! – сказал мистер Брозкок. Сказал не враждебно, а просто констатируя факт. И Мэгги оценила это. – Ты очень больна, ты опасна. Я скажу о тебе доктору Гаури, и ему придется поместить тебя кое-куда.

– Нет, это пройдет, – сказала Мэгги. – Теперь все пройдет.

Она понимала, что была где-то далеко, ее мозг или ее дух витал где-то там, и что она еще не совсем вернулась из этого далека. Она вовсе не хотела употреблять слово «свинья», потому что это было невежливо, но оно как-то само собой выскочило у нее. А вот расколошматить ему голову, как яичную скорлупу, ей тогда хотелось, но сейчас это у нее прошло. Видения наплывали и уплывали, комната то смещалась, то возвращалась на место, но сейчас и это проходило.

– Мне хотелось раскокать вам голову, точно яйцо, – сейчас мне стыдно даже подумать об этом, и я прошу у вас прощения.

Он молчал, а миссис Брозкок все еще боялась ее – значит, вид у нее снова стал дикий. Мистер Брозкок перебирал бумаги, которые держал в руке.

– Угу, я ухожу.

Она услышала голос отца – так ясно, точно он находился с ней в одной комнате, – последние слова, которые он сказал ей перед тем, как она отправилась за Гиллоном в Стратнейрн. Такого с ней еще не бывало:

«Никогда не отрекайся от своих кровных. В конце концов, это все, что у тебя есть».

Вот так, просто и ясно – сейчас она это поняла.

– Я хотел бы, чтобы ты это подписала, – сказал Брозкок.

Мэгги посмотрела на бумаги, словно видела их впервые, и лишь с большим усилием вспомнила, что это такое. Какой же тупица этот мистер Брозкок, если он думает, что она все еще хочет их подписать.

– Вы были здесь со мной, в этой комнате? Я то была, то не была, а ведь вы все время тут были. Так что же, черт возьми, заставляет вас думать, что я стану подписывать такие бумаги? Нет, никаких таких бумаг мы подписывать не желаем.

– Она сумасшедшая, – сказала миссис Брозкок. – Будь осторожнее с ней, Хэмиш.

– Ты сумасшедшая, – сказал он.

– Была, – сказала Мэгги. – Я была сумасшедшая.

Она еще не окончательно вернулась из тех краев, где была, и, несмотря на свое состояние, понимала это. И хотя ее это тревожило, но не слишком, ибо она чувствовала, что худшее позади и она приходит в себя. Гиллон может спокойно спать в своей постели. Это уже позади. Миссис Брозкок приперла чем-то дверь, чтобы она стояла. раскрытой, а сама отошла подальше. В Питманго безумие считалось заразным.

– Вы мать, – сказала ей Мэгги. – Подумайте о такой матери, как я. Ведь своей подписью я чуть не предала своего мертвого мальчика, чтобы спасти немного серебра. Нет, неверно. Просто я хотела отплатить ему за то, что он однажды причинил мне боль. Это же безумие, разве нет?

Она шагнула было за дверь, и миссис Брозкок кинулась закрывать ее, но Мэгги вернулась, и миссис Брозкок тотчас спряталась за внушительную фигуру своего мужа.

– Моя шаль. Есть люди, которые забывают шляпы, но я своей шали не забуду.