Камкурт. Хроники Тай-Шин
Шрифт:
Призрак шел от реки, сливаясь с ночной темнотой. Выйдя в световое пространство костра, безликий силуэт превратился в лысого человека.
Харон. Подошел и сел к костру, по-прежнему не проявляя абсолютно никаких эмоций. Он все знал, все предвидел. Всезнающий советчик. Вестник безумия. Он умеет читать мысли и появляется даже во снах. Да, да, Мальцев видел его сегодня во сне! Эту отвратительную безмятежную рожу. От него невозможно укрыться даже в сновидениях, последнем убежище агонизирующего сознания! Мальцев со страхом смотрит на отрешенного гостя.
— Ты кто? Черт? Леший?
Харон качает головой.
— Нет.
— Откуда ты? Ты мне кажешься или существуешь на самом деле?
— Не знаю. Я здесь живу. Я существую.
— Ты живешь прямо здесь? На берегу реки?
— Здесь. Река дает жизнь. Она же отнимает. Все справедливо. Я всему учусь у реки.
— Ты отшельник?
— Нет. Я часть всего, один из многих. Я поздно это понял. Теперь живу здесь. Любуюсь рекой, лесом, костром, ночью, звездами. Вы, люди, не цените всего этого…
— Что значит — «вы, люди»? А ты что, не человек что ли?
Харон поднимает перед собой руки и делает перед собой в воздухе странные движения, не то, танцуя, не то, поглаживая костер, не то, отмахиваясь от дыма и невесомого пепла.
— На Земле есть такие места, как это. Они необычные. Поэтому я здесь. Когда настают смутные времена, мы можем появляться.
— «Мы», это кто?
— Такие как я.
Мальцев чувствует, что дальнейшие расспросы в подобном стиле только отнимут у него остатки сил. Он пристально смотрит на собеседника, но того не смущает этот взгляд. Харон совершенно спокойно выдерживает его, словно на самом деле не понимая о чем идет речь. Мальцев ухмыляется и переводит взгляд на костер.
— Ты снился мне сегодня…
— Я знаю. Я не хотел пугать твою жену и пришел к тебе во сне. Мне нужно успеть сказать тебе многое.
— Ты умеешь приходить в сны?
— Ты видел меня. Я видел тебя. Мы общались.
— Да, я тебя видел. Но я не умею ходить по снам. Я их просто вижу. А ты, значит, умеешь?
Харон растягивает губы в мертвенной улыбке. Так могут улыбаться разве что механические куклы в фильмах ужасов.
— Ты умеешь. Все умеют. Ходят не все. Бояться.
— Кого бояться?
— Себя. Снов.
— А ты, значит, не боишься?
Резиновая улыбка исчезает с губ собеседника.
— Я не помню. Страх был давно. Теперь нет. Я просто делаю это и все. Ходить по снам просто.
— Кто же ты, все-таки? — повторяет свой вопрос Мальцев. — Человек или нет?
Харон, не мигая, смотрит на него.
— Странный вопрос, — он молчит какое-то время, — А ты — человек?
Мальцев не знает, как ответить. Он чувствует какой-то подвох.
— Пока еще да.
— А после того, как ты умрешь, ты перестанешь быть человеком?
Мальцев закрывает глаза. Дух-софист. Последний собеседник перед смертью. Призрак-философ, напоминающий больше мастера-дзэн со своими сводящими с ума вопросами, ответами и советами.
— Я не знаю. Я узнаю, когда умру.
Молчание. Мальцев открывает глаза. Харон любуется костром, словно каждый раз видит его в первый и последний раз.
— Ты же все знаешь. Знаешь, когда я умру? — Мальцев не верит этому алтайскому дзэн-отшельнику озвучивающему его внутренние сомнения, но, задав этот вопрос, он ощутил, как внезапно замерло сердце в груди, притормаживая динамику потоков крови, циркулирующих по телу.
— Это важно для тебя?
— Важно.
— Почему?
— Хочу
Харон молчит, словно вспоминая что-то. Затем, его лишенный эмоций голос опять выдает загадочную фразу:
— К этому невозможно подготовиться.
Высоко в небе горит голубовато-оранжевым пламенем яркий шар, разрезая тьму. Он медленно прочерчивает дугу среди звезд и тает, исчезнув за ближайшей горой. Харон провожает его взглядом. Очевидно, это отработанная ступень ракетоносителя или часть спутника. Бурман рассказывал, что основная траектория падения продуктов космической индустрии проходит через Алтай. Харон опять читает его мысли.
— Алтай готовится. Все вокруг готовится.
— Готовится к чему?
Впервые за все время общения на лице Харона проступает что-то похожее на сожаление или боль.
— Скоро все будет по-другому. Люди запутались. Стали опасными. Все вокруг будет против них.
Застонала спящая на лежаке Ирина. Владислав нагнулся к ней и погладил по голове, отмечая у жены сильнейший жар.
— Харон, ты можешь помочь мне вылечить ее?
Ответ отрицательный.
— Ты можешь помочь нам выбраться отсюда?
Снова кивок лысой головы.
— Тогда зачем ты приперся к нам?
Харон равнодушно пожимает плечами.
— Это вы пришли ко мне.
— Ну, так отпусти нас.
— Я вас не держу.
— Выведи нас из этой гребаной дыры.
— Куда?
— Домой.
Харон смотрит сквозь него, как будто это Мальцев является бесплотным призраком.
— Ты что, не понял? У вас нет дома.
С этими словами он встал, и хотя до утра было еще далеко, медленно пошел в реке, словно не желая больше разговаривать с обреченным человеком. Мальцев отрешенно глядел на удаляющуюся спину призрака, затем перевел взгляд на постанывающую во сне жену, и тоже поднялся с места, доставая из чехла отобранный у Ирины нож.
Он догнал его уже почти у самой воды. Нож с отвратительным хрустом вошел в спину в районе сердца. Харон выгнулся и, вскрикнув, упал вперед, в воду, раскинув руки. Мальцев еще какое-то время наблюдал, как его безвольное тело безмятежно плавает в медленной заводи, постепенно увлекаемое течением в основной бурный поток реки. Когда мощная тяга сшибающихся волн захватила мертвого духа в свои объятия и понесла вдаль, играясь с ним как со сломанной игрушкой, Владислав вытер тыльной стороной руки лицо и, повернувшись, зашагал к костру. Раскаяния не было, лишь только тягучая пустота внутри. Пустота, обреченность и безнадежность. Нельзя было понять, был ли Харон человеком или все-таки это была галлюцинация. Поэтому и переживать на этот счет не имело смысла. Мальцев подумал, что возможно подобные мотивы и толкают некоторых умалишенных на убийства, превращая их в маньяков. Но ему не было сейчас до этого ровным счетом никакого дела. Он избавился от него. От собеседника, который целенаправленно сводил его с ума, копаясь у него в мыслях и проникая в его сны. Может быть, именно этот лысый советчик доводил таким же образом и Ирину. Но кто бы он ни был, в любом случае все было кончено. Владислав подошел к костру, и, подбросив туда последние тяжелые сучья, лег рядом с Ириной, поцеловав ее в лоб. Надоело все. Пусть все будет так, как будет…