Камни вместо сердец
Шрифт:
– Пошли.
– Еще раз благодарю тебя, Джордж.
Когда я шагнул к выходу, мое облачение зацепилось за доску. Я отшвырнул провонявшую и грязную мантию, сорвал с головы шапку и, оставшись в рубашке и штанах, последовал за Ликоном, прочь из крошечной кладовки. Однако выйдя за дверь, я сразу же услышал пушечный выстрел. Он прогремел достаточно близко.
Рядом с каморкой, возле каждой пушки стоял наготове расчет в полдюжину артиллеристов, обнаженных по пояс или в рубахах. Пушечные порты были открыты. Было душно, разило вонью немытых тел… Каждый из пушкарей занимал вполне определенное место: один держал в руках длинный ковш, другой – деревянный пальник и тлеющий фитиль, готовый запалить порох, а у ног третьего лежало чугунное ядро. За пушками стояли солдаты, следившие за офицером, одетым в дублет
– Какого черта… кто вы? Кто посадил вас туда?
– Помощник казначея Уэст, – начал объяснять я. – Он…
Наверху лестницы прозвучал громкий свисток, и офицер преградил нам путь движением руки:
– Остановитесь! Подождите здесь!
Свист наверху был сигналом. Офицер дунул в собственный свисток, и на моих глазах развернулось другое учение. Расчеты пришли в движение, действуя быстро и изящно. Чугунные пушки заряжали через казенную часть, а бронзовые, отодвинув их для этого – через дуло. В отверстия наверху пушек засыпали порох, и бронзовые орудия катнули вперед, ослабив веревки, привязывавшие их к стенкам. От этого движения палуба опять задрожала. Каждый пушкарь поднес фитиль к запалу, а их помощники уже изобразили, что насыпают туда порох из фляги. Затем все замерли на месте, на полминуты образовав живую картину… Наконец прозвучал новый свисток. Пушки вкатили внутрь, из них извлекли ядра. Все заняли исходные положения. Офицер произнес:
– Неплохо. Мы устроим им хорошую канонаду! – Он кивнул нам. – Выметайтесь, живо!
Мы прошли вдоль расчетов. Помню, один из артиллеристов, державший в руках пальник, проводил меня взглядом. На нем не было рубашки, и он отличался коротким, мускулистым и покрытым шрамами торсом и квадратным бородатым лицом. Он смотрел на меня так, словно я был явившимся с того света привидением.
Мы с Джорджем подошли к лестнице. Оказавшись перед ней, Ликон негромко спросил:
– Подняться сумеешь?
– После всего, что я прошел, чтобы сюда попасть? Да.
Я полез следом за ним, хотя при каждом движении мои плечи вспарывала резкая боль. Сверху дохнуло свежим и соленым морским воздухом, отчего голова у меня на мгновение закружилась. Оказавшись на палубе, мой спутник протянул мне руку. Через ячейки прочной сети я вновь увидел высокие мачты, возносящиеся в синее небо очередного жаркого июльского дня. Паруса оставались подобранными к реям, однако и на палубе, и на оснастке стояли моряки, готовые по команде опустить их. На палубе было еще более тесно, чем обычно: все занимали боевые позиции. Как и внизу, артиллеристы находились в полной готовности возле орудий. Половина люков были подняты, открывая мне вид на «Грейт-Гарри» и прочие корабли с одного борта и на остров Уайт, где вдалеке поднимались дымы над несколькими большими пожарами, – с другого.
Я окинул палубу взглядом. Возле некоторых из открытых люков находились лучники, а рядом с ними поместились десятков пять пикинеров. Девятифутовые полупики-спонтоны, готовые встретить врага, пронзали остриями сетку над нашими головами. За происходящим наблюдал офицер со свистком на шее. Он поглядывал вверх, на марс, где на верхушке мачты находились дозорные – единственные, кто мог четко видеть все происходящее.
Возле нас на противоположной стороне палубы спорили три офицера. В одном я узнал казначея, а вторым был Филип Уэст, обративший осунувшееся лицо к третьему собеседнику – высокому, богато одетому, перевалившему за сорок офицеру. Темная каштановая бородка обрамляла длинное и хмурое лицо этого офицера, на поясе его, рядом с мечом, помещался футляр для ароматических шариков, а на шее у него на длинной золотой цепи висел массивный свисток. Он внимательно смотрел на предмет, похожий на крошечные солнечные часы. Когда Уэст договорил, этот его собеседник посмотрел на него и нетерпеливым тоном ответил:
– Раз пиво скверное, им придется обойтись без него.
– Людей мучит жажда. Они начинают роптать… – возразил казначей.
– Тогда дайте им то, что есть!
– Они не станут его пить, сэр Джордж, – торопливо запротестовал Филип. – Оно никуда…
Сэр Джордж Кэрью – а это явно был именно он – взорвался:
– Не сметь разговаривать со мной подобным образом, негодяй! Смерть господня, всем им следовало бы лучше себя вести. Король
Уэст отвернулся и заметил меня. Рот его приоткрылся от изумления и ужаса, а я ответил ему жестким взглядом. Теперь он не мог ничего со мной сделать. Бросив на него гневный взгляд, Ликон повернулся ко мне:
– Пошли наверх.
Мы поднялись через помещение под кормовой надстройкой, перешли к главной мачте и оказались на нижней палубе юта, где находились аркебузиры в шлемах, прислонившие свое оружие и сумки с картечью к борту. Здесь не было откидных люков – лишь амбразуры на уровне глаз. Сквозь широкую дверь можно было видеть трап, соединявший над сеткой обе надстройки. В дверях, ведущих на ют, стояли два матроса в клетчатых куртках, следившие за тем, как двое солдат тащили по трапу от бака длинный ящик. По обе стороны от двери располагались две длинные пушки, которые я видел с верхней палубы во время своего первого посещения корабля, поставленные под углом наружу, чтобы стрелять вдоль корабля через бреши в такелаже. Возле них, как и внизу, находились орудийные расчеты. Бронзовые пушки сверкали причудливыми украшениями. Оглянувшись, я заметил две линии аркебузиров, стоявших, расставив ноги: они выставили в крохотные амбразуры свои длинные и тяжелые ружья. Если «Мэри-Роз» сцепится с французским кораблем, они обрушат на врага град картечи.
– Еще стрел, – проговорил кто-то из солдат, оказавшихся у двери.
– Выдайте им, – отозвался чей-то голос. Моряки взяли ящик и понесли его к лестнице, уходившей наверх. Ловко поднявшись, они затем снова спустились и заняли прежние места в дверях. Мы с Ликоном поднялись на верхнюю палубу кормовой надстройки – на солнечный свет и под другую сеть, прикрепленную к охватывавшим палубу деревянным опорам. Ют оказался намного длиннее верхней палубы, и там было столь же многолюдно. В этом месте находилась примерно половина роты Ликона. Десятка по два солдат стояли возле открытых люков вдоль каждого борта корабля, а еще несколько оставались за их спинами, дабы заменить павших. По палубе взад и вперед неторопливо расхаживал Снодин с суровым выражением на одутловатом лице. Заметив меня, он сперва удивился, а потом нахмурился. Подобно солдатам с нижней палубы, на многих были шлемы и стеганые джеки… Чуть поодаль Голубь щеголял ярко-красным бригандином, выигранным у Угрюма. Стрелки держали в руках луки с натянутой тетивой, наклоняя их так, чтобы верхние концы их не касались сети над головой. На поясе у них были колчаны, на руках – рукавички для стрельбы. Открытый ящик со стрелами находился посреди палубы. То тут, то там вереницу стрелков прерывали артиллеристы с подвертлюженными пушечками. Их тонкие шестифутовые орудия были прикреплены к поручню поверх люков. Пушки были готовы к делу, их стволы смотрели в небо, а длинные казенные части опирались о палубу. Расположившись в дальней оконечности юта под огромным флагом, сэр Франклин Гиффард с выражением мрачной решимости оглядывался вокруг. Через открытую крышку люка я увидел море, волновавшееся в сорока футах под ногами, и невольно сглотнув, отвернулся, но затем вновь оглянулся, не в силах отвести глаз.
Отсюда, сквозь открытые люки в задней части юта, я видел не только наши корабли и далекие корабли французов, как будто бы остававшиеся на том же месте, что и вчера, но и стоявшие примерно в полумиле французские галеи. Четыре огромных лоснящихся судна подступали к нам. Стоя кормой друг к другу, словно колесо с четырьмя спицами, они неспешно поворачивались на искрящейся воде: так, чтобы по очереди обстреливать нас из носовых орудий. Блестели весла, темнели силуэты орудий… Им противостояли несколько наших галеасов, таких жалких по сравнению с противником! На моих глазах над одним из орудий взвился клуб дыма, когда галея выстрелила в один из наших кораблей, находившихся дальше в линии. Над водой прокатился грохот.
Повернувшись, я посмотрел на ряд стрелков. Карсвелл и Ллевеллин были возле ближних люков, за ними виднелись другие знакомые лица, блестящие от пота. Разглядеть Эмму в ряду стрелков было непросто, однако я заметил ее в шлеме и джеке на самой корме. В руках ее был тот же самый прекрасный и изящный лук с роговыми наконечниками, памятный мне по Хойленду. Когда девушка увидела меня, лицо ее побагровело от ярости, а рука невольно потянулась к горлу. Ликон посмотрел на нее. Взгляды их соприкоснулись. Покрытое оспинами лицо Эммы на мгновение дрогнуло, но потом снова сделалось невозмутимым.