Камни вместо сердец

Сэнсом Кристофер Дж.

– И вы тоже решили обратить меня в свою веру, сэр?

– Не понимаю, друг, что ты хочешь этим сказать, – удивился я.

– Этот молодой клерк хочет, чтобы я поверил в то, что в чаше причастия нет крови Христовой. Ему следует быть осторожным – людей отправляли на костер и за меньшее преступление против веры. Мы у себя в Харфилде придерживаемся старых взглядов.

Я вздохнул. Фиверйир начал проповедовать свои радикальные взгляды среди солдат, а значит, хорошо уже и то, что наутро мы расстаемся

с ними.

– Нет, Голубь, – проговорил я. – Я не проповедник и не занимаюсь наставлениями в вере.

Что-то промычав в ответ, молодой человек вернулся к своей работе. Длинный нож – из тех, что имелись у каждого солдата – одинаково годился и в качестве оружия, и для мирных дел. Я заметил, что Голубь вырезает слова: «МАРИЯ СПАСИ НАШИ ДУШИ» удивительно сложными и требующими большого мастерства литерами.

– Отличная работа, – похвалил я его.

– Я надеюсь, что Пречистая Дева спасет нас в бою, – отозвался солдат.

– Я намереваюсь присоединиться к сидящей у костра компании, – произнес я. – Пойдешь со мной?

Отрицательно качнув головой, Голубь вновь склонился над своей резьбой, и я подумал, что он, должно быть, опасается новых насмешек со стороны Угрюма. Подойдя к костру, я осторожно уселся на землю возле Ллевеллина и Карсвелла. На костре перед компанией неторопливо жарились два кролика и курица.

– Кружечку пива, сэр? – предложил мне капрал. Приняв ее, я посмотрел на Барака, однако тот погрузился в разговор со своими соседями.

– Спасибо, – кивнул я Стивену. – Вижу, вы с добычей. Но если вы браконьерствовали, постарайтесь, чтобы капитан Гиффард не заметил этого.

Шутник расхохотался:

– Этот местный сказал нам, что на кроликов поохотиться можно. Их-де здесь развелось слишком много, и они объедают поля. Так что кое-кто из ребят в этом лесу получил возможность попрактиковаться в стрельбе из лука.

– Но это все-таки курица. Надеюсь, что вы подстрелили ее не на ферме?

– Никак нет, сэр, – ответил Карсвелл с торжественным выражением на лице. Черты его, в которых не усматривалось ничего примечательного, были подвижны, как у шута. – Это просто такие вот кролики водятся в этом краю.

– Но у этого кролика есть крылья.

– Странный край, этот Хэмпшир…

Расхохотавшись, я повернулся к Ллевеллину и негромко, так, чтобы не услышал Барак, сказал:

– Я хочу кое о чем спросить тебя.

– Да, сэр? – отозвался юноша.

– Вечера ты говорил о железных мастерских в Вилде. Какая разница между новыми печами и старыми… домницами, так они, кажется, назывались?

– Новые дутьевые печи много больше, сэр, и железо выходит из них расплавленным, а не мягкой крицей. После дутьевых печей железо разливается в готовые формы. Там уже начали отливать пушки.

– А

это верно, что домницы не работают летом?

– Да. На них в основном трудятся местные жители, которые лето проводят в поле, а зимой занимаются ремеслом. А новые печи обслуживает не одна дюжина человек, и работают они круглый год.

– Значит, летом домница пустует?

– Часто за ней приглядывает один человек, готовящий на зиму запасы древесного угля и всего прочего.

Заметив обращенный ко мне взгляд Барака, я поторопился закончить разговор:

– Спасибо тебе, Ллевеллин.

– Подумываете оставить закон ради железного дела, сэр? – окликнул меня Карсвелл, когда я пересел к Джеку. Быстро темнело, и явившиеся невесть откуда в необычайном количестве ночные бабочки бело-серым облаком кружили вокруг огня.

Помощник посмотрел на меня проницательными глазами:

– О чем это вы там шептались с Ллевеллином? Надеюсь, ваш разговор не имел отношения к Эллен?

– Давай сконцентрируем свое внимание на деле Хью Кертиса, – ответил я резким тоном.

– Итак, ты выяснил, где находится Рольфсвуд? И намереваешься отправиться туда и все разнюхать, если тебе выпадет подобный шанс, – не отступал Джек.

– Ну, это мы посмотрим.

– А мне думается, что тебе следует оставить это дело в покое.

– Да знаю я, что ты там думаешь! – внезапно взорвался я. – Но поступлю так, как считаю нужным!

Со стороны Угрюма донесся хриплый смешок.

– Поссорились… любовнички! – воскликнул он, глядя на нас с Бараком. Скандалист был уже пьян, он комкал и жевал слова, и на лице его горела злоба.

– Заткнись там, пока я сам не заткнул тебе рот! – привстав на месте, сверкнул глазами мой клерк.

Угрюм ткнул в мою сторону пальцем:

– Горбуны приносят несчастье, это известно всем! Хотя какого гребаного несчастья еще можно ждать, когда придется идти в бой под командой дряхлого сони-капитана и косого герольда?

Я обвел взглядом кружок сидящих вокруг людей. Едкий дым царапал мои глаза, солдаты в смущении отворачивались… Угрюм неловко поднялся на ноги и ткнул в мою сторону пальцем:

– Смотри, не сглазь меня! Ты…

– Прекрати! – Все повернулись на окрик и увидели, что последовавший за мной Голубь остановился в нескольких футах от костра. – Прекрати болтовню, дурак! В этом деле повязаны все мы! И ты больше не в своей деревне. Ты больше не можешь в охотку красть дичь и уток у бедняков и велеть им называть себя мастером!

Угрюм тут же взревел:

– Я ж те яйца оторву!

Голубь неуверенно смотрел на своего односельчанина, тянувшегося к ножу и отталкивавшего руку пытавшегося удержать его солдата.