Кампучийские хроники
Шрифт:
Работали здесь в основном вьетнамские рабочие. Одних привела на берега Меконга крайняя нужда, других заманили обманом, посулив хорошие заработки, третьи поддались шантажу: им пригрозили тюремным заключением во Вьетнаме.
Кхмеры трудились на плантациях, как правило, в те месяцы, когда в деревне нет серьезных сельскохозяйственных работ.
Люди постоянно страдали от сырости, страшной духоты и малярии. На плантациях отмечался самый большой в стране уровень смертности, и среди сборщиков каучука ходила мрачная поговорка: „Каждое дерево растет на костях рабочего“.
Однако, по мере того как росли прибыли „Общества красных земель“,
1 мая 1950 года на плантациях Тюпа состоялась первая в истории Кампучии первомайская демонстрация. К тому времени лишенные элементарных прав сборщики каучука, которых поддержали конторские служащие и заводские рабочие, выиграли первую забастовку. Эта победа была первым итогом совместной борьбы вьетнамских и кхмерских трудящихся против общего врага…
Часто в разговорах со мной кампучийские товарищи с гордостью вспоминали о славных революционных традициях провинции Кампонгтям. И после завоевания независимости, и в годы борьбы против проамериканского режима Лон Нола, и даже во времена „красных кхмеров“ население провинции оставалось верным этим традициям и никогда не мирилось с произволом эксплуататоров, предателей и убийц. Тысячи революционеров, патриотов, коммунистов погибли здесь, защищая свободу. Когда землю провинции Кампонгтям называют красной, кампучийцы вкладывают в это понятие и второй смысл.
Отрезок дороги № 7, по которой нам предстояло проехать до поселка Скун, находится в относительно хорошем состоянии. Недавно здесь провели ремонтные работы: залатали выбоины, подправили дамбы, навели взорванные во время войны мосты. Наш шофер Муй ведет машину спокойно и время от времени подбрасывает реплики в разговор.
Я беседую с Таной. Об этой молодой красивой женщине писали почти все мои собратья по перу, посетившие Пномпень после свержения полпотовского режима. В начале семидесятых годов вместе с группой кхмерских студентов Тана училась в московском хореографическом училище (отсюда ее знание русского языка). Только вот стать балериной в своей стране девушке не удалось. Так же как многие ее соотечественники, она пережила изгнание из Пномпеня, каторжный труд в полпотовской „коммуне“, голод, болезни… Из всей группы студентов их осталось всего двое. „Я выжила чудом“, — говорила мне Тана.
С балетом пришлось расстаться: годы лишений подорвали здоровье молодой женщины. Сейчас Тана работает переводчицей в министерстве иностранных дел НРК. Есть и особая причина, побудившая Тану поехать с нами в Кампонгтям: там живет ее сестра.
— В последний раз я видела сестру пять лет назад, — говорит Тана. — Мы жили тогда в одной из „коммун“ неподалеку от Кампонгспы. Потом сестру с мужем отправили на плантации Тюпа.
— Почему людей заставляли менять „коммуны“? — спрашивал я. — Какой смысл был в этих перемещениях с места на место?
— Кхмеры очень дорожат семейными отношениями, а полпотовцы решили уничтожить все родственные связи, перемешать людей, сделать их одинокими и беспомощными. Детей разлучали с родителями, жен — с мужьями, сестер — с братьями. По замыслу Пол
…Страшные годы ушли, но еще очень свежа боль потерь. И сегодня беда настигает людей, выплеснувшись из рассказа случайно встреченного очевидца, и тогда пропавшие без вести становятся мертвыми…
В поселке Скун, едва мы остановились на рыночной площади, Муй сразу же исчез.
Я брожу с Таной по рынку, разглядывая всякую живность и прочий товар, который крестьяне привезли на продажу… Сегодня воскресенье, рынок весьма оживленный. Предлагают бананы и папайю, колючие красноватые шарики ротанга, первые, слегка розоватые, плоды манго, еще не приторные, слегка терпкие на вкус. Предлагают жареных лягушек — распяленные на двух палочках, они напоминают маленьких цыплят табака. Предлагают подвяленных на солнце речных моллюсков. Тана покупает кулечек этих крошечных ракушек и начинает лузгать их словно семечки. Торговцы нахваливают свой товар — бойцовых петухов, флегматичных поросят, крабов с выпученными глазами, огромных рыбин, щенков, мартышек… Повсюду обвалянные в саже куриные яйца, мелкие пичуги на вертелах, дыньки размером с кулачок, красные, искрящиеся сахарными крупинками ломти арбуза…
От всевозможных яств разыгрался аппетит. Тана есть не хочет, а Муя все нет. „Он ищет односельчан“, — объясняет Тана. „Разве Муй из Скуна?“ — „Нет, но его деревня где-то в этих краях, может, кто-нибудь из его земляков приехал сегодня на рынок…“
…Муй появляется неожиданно, улыбается. Значит, все в порядке. Но он не торопится с рассказом. Только после того как мы зашли в харчевню и приступили к рису с курицей в остром соусе из перца-чили, Муй объявляет, что нашел свою мать. Потом рассказывает о встрече с односельчанами, от которых узнал, что мать и одна из сестер живы, и очень горюют, считая Муя погибшим. Теперь они просто изведутся от нетерпения, лишь только услышат, что Муй жив и скоро их навестит. Его деревня лежит в ста километрах от Скуна, сначала на север по шоссе № 7, а потом еще по проселочной дороге…
Я согласен ехать туда хоть сию минуту, но Муй и Тана считают, что лучше заехать на обратном пути, ведь в Кампонгтяме нас ждут и будут волноваться.
Километрах в сорока от Кампонгтяма, неподалеку от шоссе — два сакральных холма с буддийскими ступами на вершинах. В полукилометре от них — сильно пострадавшая от времени и невзгод пагода.
Возможно, я не обратил бы на эти холмы особого внимания: местность здесь холмистая, ступ великое множество. Но Муй вдруг притормозил, по просьбе Таны мы вышли из машины и направились к холмам.
…В старину в Кампучии существовал обычай, повелевавший девушкам самим выбирать женихов. Началось это с тех пор, как правила страной королева Аютхия. То ли у венценосной девы был какой-то изъян красоты, то ли просто скверный характер, но жениться на ней никто не осмеливался. Тогда королева и вменила всем девушкам в обязанность самим предлагать себя в жены. Тут же появились в Кампучии и капризные женихи — ну что твой принц на горошине… Долго ли, коротко ли, но не выдержали женщины и решили пересмотреть существующий обычай, тем более что Аютхия давно уже умерла, а последующие монархини были весьма счастливы в браке. Да только мужчины вошли во вкус — привередничали и куражились: не хотим, мол, менять порядка…