Канал имени Москвы
Шрифт:
«Нам нельзя здесь стоять, — подумала Ева, глядя на Хардова. — Эта тишина обманчива. Неужели вы не чувствуете, что отсюда надо немедленно уходить?»
И тогда в густой мгле канала снова вспыхнуло. Да так ярко, как при самой сильной молнии в самую сильную грозу. И тут же кто-то поскрёб ногтем в мозгу у Евы: «Отдай нам только мужчину. Отдай нам мужчину».
«Третья вспышка, — подумал Хардов. — Ещё ярче предыдущей. А Шатун-то жмёт…» Он быстро обернулся, посмотрел на путь, проделанный от
Ответ был очевиден. Шатун не может до них дотянуться, он сбит с толку, — Хардов оказался прав, покинув лодку, иначе они все были бы уже мертвы, и всё, что ему остаётся, — грубо усиливать натиск. Это хорошо и плохо. Шатун тоже на пределе, он выдыхается. Но такое будет продолжаться недолго. Рано или поздно он поймёт, что его провели и он понапрасну тратит силы. Вся их надежда висит на волоске между этим «рано» и «поздно». Шатун очень не глуп. Знает, что времени в обрез, и очень хорошо знает Хардова. Вот тогда и сообразит, где его искать.
Но было ещё кое-что. Третья вспышка оказалась настолько сильной, что в тумане образовалась брешь. На всю глубину в проём хлынуло свечение, и совсем ненадолго открылись берег и канал. Лодка находилась уже совсем рядом с шестым шлюзом.
— Держись, Анна, теперь уже близко, — прошептал тогда Хардов. — Теперь выберетесь.
И подумал, что видел что-то странное. Не только лодку на волне. Значительно ближе, уже на берегу, в свечении мелькнула какая-то тень, какое-то быстрое движение. Это действительно было странно: всё, что находилось в тумане, боялось и избегало этого света. И…
Его пытаются сбить с толку? Хардов пристально смотрел на туман, который опять стал стягиваться, смыкая брешь у берега, на такой уже совсем близкий шестой шлюз, и понимал, что всё решится сейчас. Если Шатун снова нападёт на лодку, это его отвлечёт и они успеют.
— Хардов, — тихо позвала Ева.
Он посмотрел на неё, вопросительно приподняв брови.
— Кажется, мне необходимо вам кое-что сказать.
— Да, милая?
— Но прежде я должна признаться… Я была у Фёдора сегодня на рассвете.
Г ид усмехнулся:
— Мне это известно. Вместе с Рыжей Анной.
— Вы не должны на неё гневаться! Это моя вина. Я её упросила.
Хардов вздохнул. Что тут скажешь? Рыжая была такой же упрямой, как и он сам. Такой же упрямой, как и Учитель. Только иногда это упрямство, идущее наперекор всем правилам, выигрывало. Только оно и оказывалось единственно верным.
— Я не сержусь, — сказал Хардов. — Ни на неё, ни на тебя.
— Хардов, ведь он… Он ведь не тот юноша, что случайно оказался
— Нет, не двадцать.
— Я так и знала, — горько отозвалась Ева.
Её голос прозвучал неожиданно низко, и Хардов снова подумал, что она уже выросла.
— Меньше всего, поверь, мне хотелось бы тебя расстраивать, — сказал Хардов. — Но, думаю, тебе сейчас известно про него побольше, чем ему самому.
— Это не так. — Ева покачала головой. Она выглядела бледной, очень несчастной и очень красивой. — Он… Он ведь и есть ваш Учитель, да? Ради него всё и было устроено?
— Не совсем, — ровно произнёс Хардов. — Ты же знаешь, как важно было увезти тебя с канала.
— И сколько ему лет?
Хардов молчал. Потом вдруг дотронулся до её щеки и нежно погладил. Так гладят детей, когда хотят их успокоить. Ева не ответила на жест, еле заметно отстранилась.
— Есть вещи сложные для понимания, — сказал Хардов. — Но ты обязательно поймёшь. Обещаю. И увидишь тогда, что в этом нет ничего страшного.
— Сколько лет? — настойчиво повторила девушка.
На этот раз молчание вышло совсем недолгим.
— Мы с ним самые старые на канале, — улыбнулся Хардов. — По крайней мере, с этой стороны Тёмных шлюзов. Самые древние. Между нами только Тихон.
Ева тяжело вздохнула:
— Вот как…
Отвернулась, склонив голову. Вдруг нагнулась, сорвала травинку и тут же о ней забыла.
— Бедный, как же ему сейчас, — пристально посмотрела на Хардова и отвела взгляд. — Как это вынести?
Снова вздохнула и бросила травинку на землю:
— И как же его на самом деле зовут?
— Тео, — ответил Хардов. — Нашего Учителя звали Тео. Он принял это имя, когда всё рухнуло.
— Вот ведь, похоже… почти.
Глаза у Евы еле заметно увлажнились.
— Я даже не успела ему сказать, что нет никакого жениха, — горячо прошептала девушка. — Никого у меня нет! И… вот.
«Ещё меньше, чем тебя расстраивать, я хотел бы, чтобы вышло так», — подумал Хардов. И чтоб её утешить, пообещал:
— Ещё скажешь.
— Нет, — возразила девушка. — Ничего я ему теперь не скажу. Да и кому говорить?!
Хардов посмотрел на неё. Подумал: не зарекайся. Никто не знает, как на самом деле складывается колода. Старуха Судьба любит поиграть случаем. Мы все шли на ощупь. Я избегал даже самого этого предположения, а вот Анна… А что, если вы созданы друг для друга? А что, если это то, чего мы не понимаем, чего мы не учли?
— Ева, — позвал Хардов.
Она горько улыбнулась:
— И когда он станет… тем?
— Мы говорим о возвращении, — мягко сказал Хардов. — Гиды.
— Ладно, — слабо кивнула.
— Он должен добраться до одного места, где… Мост через канал. Очень большой. Это там, впереди, почти у самой Москвы. Возможно, мост уже совсем обрушился, сто лет не был в тех краях. Но только там его возвращение полностью состоится. Он должен вернуться туда, увидеть и вспомнить…
Хардов замолчал, но Ева словно прочла его мысли: