Канал
Шрифт:
— По-моему, тикают часы, — сказал Фавзи, поднявшись с колен и отряхивая песок. — Клянусь Аллахом, эта штука замедленного действия! Искяндер, хочешь послушать?
Пока Полещук несколько секунд раздумывал, стоит ли проявлять нелепую в подобной ситуации храбрость, Абдель Керим отдал команду своим саперам, а всем остальным приказал удалиться в укрытие. Через десяток минут прогремел мощный взрыв, блиндаж, в котором все укрылись, заходил ходуном, еще раз вытряхнув изо всех своих щелей мельчайший песок… Затрещала зенитная установка — кто-то из солдат, видимо, подумал, что роту вновь бомбят и палил в чистое небо…
— Мухаммед,
— Это — твоя работа, ахи Абдель Керим. Не моя. Я вообще-то переводчик. Пойдем, покажу тебе третью бомбу. Ялла!
…Как говорится, не худа без добра: антенный комплекс станции П-12 здорово посекло осколками, его демонтировали и увезли в ремонт. Подполковник Грушевский, поупиравшись, разрешил Агееву и Полещуку выехать в Каир.
…Все трое друзей-переводчиков, собравшихся у Полещука в Насер-сити, выглядели довольно подавленными. И Лякин, и Сажин, и Агарышев перенесли по нескольку воздушных налетов, не хотели обо всем этом вспоминать, и налегали на аптечный спирт. Полещук — тоже. После неумеренного застолья, если вообще можно было назвать это молчаливое надирание застольем, к девяти вечера, основательно набравшись, все безоговорочно решили продолжить мероприятие в ночном клубе. Наплевав на запреты, — послезавтра опять возвращаться под бомбы и ракеты, — переводчики остановили такси «мерседес», и покатили в "Аризону".
Можно было, конечно, добраться до улицы Аль-Ахрам в Гизе коротким путем, огибая центральную часть города с юга. Но офицерам захотелось полюбоваться ночным Каиром (кто знает, может, в последний раз!), поэтому вырулили на площадь Оперы, откуда свернули на улицу Сулеймана Паши, одну из самых фешенебельных и оживленных улиц столицы.
В центре города было полно народу. Ярко светились неоновые вывески магазинов, всевозможная реклама; отдыхая от дневного зноя, фланировали по тротуарам горожане. Богатые одеты по-европейски, бедные — в традиционных длинных рубахах «галабиях». Автомобили двигались непрерывным потоком, создавая клаксонами жуткую, но уже привычную какофонию звуков, из которой время от времени вырывалась замысловатая мелодия.
— Слышишь, Щука? — толкнул Полещука Сережа Лякин, когда обгонявший их автомобиль пронзительно просигналил длинной и необычной для советских ушей мелодией. — Любители итальянской оперы, мать их! На канал их под «Фантомы», попели бы там под свист бомб! — Лякин заерзал от возмущения и потянулся за сигаретами. — За кого воюем?!
— Да брось ты, Серега, возмущаться! — Полещук проводил взглядом удалявшийся «музыкальный» автомобиль. — Мы в Каире, старик. Радуйся жизни! Подумаешь, какой-то богатый египетский козел пытается всех удивить…
Витя Сажин молча прислушивался к диалогу и машинально гладил рукой чучело кошки, купленное на улице в Гелиополисе,
— Сажа, выбрось ты эту гадость! — наконец не выдержал Полещук. — На ней же блохи, наверное, остались. Африканские. Хочешь заболеть какой-нибудь экзотической болезнью? И потом, нас с этим чучелом в кабак не пустят!
— Вы чего, мужики? — Виктор взял кошку за хвост и поднял с колен. — Это же мягкая игрушка, а не чучело. — Он попытался рассмотреть свою покупку поближе, но в темноте салона такси отличить игрушку от чучела было, конечно, невозможно. — А, хрен с ней! — Он выбросил кошку в окно под колеса соседнего автомобиля, водитель которого, крутанув руль и высунувшись едва ли не по пояс, что-то возмущенно крикнул…
Агарышев, дремавший на заднем сидении, проснулся, чего-то промямлил, закурил сигарету, и уставился в окно.
Проехали площадь Тахрир и свернули на мост через Нил. Справа ажурными узорами светилась Каирская башня, самое высокое сооружение египетской столицы. Проехали аристократический Замалек, еще один мост и машина, свернув налево, помчалась по набережной, ведущей в Гизу. Наконец, оказались на улице Аль-Ахрам, где буквально через каждые сто-двести метров светились неоном вывески казино и ночных клубов. Леша Агарышев оживился.
…Успели к десяти вечера, началу программы. Цены в «Аризоне» хотя и были чуть ниже, чем в других ночных клубах, но все равно «кусались». Отстегнув по полтора фунта за вход, переводчики прошли в полумрак большого зала и сели за стол. Почти мгновенно появился официант, которому заказали по порции английского джина с тоником. Имелся глубокий смысл в предварительном употреблении дешевого спирта в Насер-сити: в кабаке уже не нужно было особо тратить деньги на дорогой алкоголь. Для «лакировки» хватало двух-трех порций виски или джина.
Посетителей в зале было не очень много. Мужчин — подавляющее большинство, женщин — по пальцам пересчитать, все — европейки с кавалерами явно неарабской наружности. Ярким пятном выделялась группа арабов в белоснежных одеяниях с куфиями на головах — гостей из Саудовской Аравии или Кувейта, расслаблявшихся после "сухого закона".
Постепенно зал наполнялся. Развязно хохоча, ворвалась компания представителей "золотой молодежи" — отпрысков богатых египтян, степенно входили пожилые, представительные мужчины в темных костюмах и малиновых турецких фесках; между столиками сновали разносчики соленого арахиса и сладостей; появилась парочка размалеванных донельзя девиц, похоже, проституток; музыканты на невысокой сцене настраивали свои инструменты.
Внезапно около столика переводчиков, как будто из-под земли, возник средних лет египтянин, невысокого роста, с фотоаппаратом со вспышкой в руках. Со словами "мумкин я сада?" — [Можно, господа? — араб. ] он навел на русскую компанию объектив.
— Ля! — едва ли не в один голос отказались парни и отвернули свои физиономии. Фотограф, удивленный и недовольный такой странной реакцией, молча направился к соседнему столу.
— Представляете, мужики, — глотнув из высокого стакана джин, нарушил минутное молчание Витя Сажин. — Наши рожи появились бы в какой-то каирской газете? Или оказались бы в ЦРУ? Неизвестно, что хуже…